Цитатник (с) Махно

[13Warrior]

Решил сюда кидать все интересные цитаты)

Овца и волк по-разному понимают слово "свобода", в этом сущность разногласий, господствующих в человеческом обществе.
Авраам Линкольн

[Русалка]

Так и живу сегоня:
-Ты кто?
-Добрая фея.
-А чего с топором?
-Настроение что-то не очень...

[ПАНАЦЕЯ]

Чёрно-белое фото дождя

Дождь, дождь, дождь. Он идёт всего три дня, а кажется, что целую вечность. Дождь повсюду: барабанит по стеклу, по крышам домов, разливается лужами по асфальту. Город затянуло пеленой дождя. Дождь везде, и на душе у меня тоже дождь.
Дождь пришёл неожиданно, когда я его совсем не ждала. Когда в моей жизни светило яркое солнце благополучия. Когда всё ладилось на работе, когда в моей квартире поселился мой, по-настоящему мой, мужчина, когда я забросила стихи и краски и превратилась в уверенную, самодостаточную женщину, которой когда-то так мечтала стать.
Дождь пришёл во сне. В этом сне мне снова было двадцать лет, и сначала дождь был освежающим и приятным, он ласкал мои плечи, целовал губы мокрыми струйками и веселил меня своей свежестью. И рядом со мной был мужчина. Тот самый, которого я считала, что успешно забыла. Он был рядом, на расcтоянии ладони, он держал меня за руку, и своим плечом я явственно ощущала его сильное, мокрое и такое любимое плечо. Во сне всё было реальным и нереальным. И где-то в глубине своего сонного подсознания я понимала, что что-то не так. Что мужчины этого рядом быть не может и что мне давно уже не двадцать, но эта мысль была туманной и не имела чёткой формы, она просто придавала нашему свиданию под дождём какой-то горьковатый привкус будущей и прошедшей потери.

Я проснулась резко, вынырнула из сна, осмотрелась вокруг. В окно било утреннее солнце, рядом спал мой мужчина, а мне было свежо и сладко, и на губах ещё остался вкус желанных, прохладных губ человека, которого я так успешно забывала все эти годы.
Я посмотрела на спину моего мужчины и впервые за два года нашей совместной жизни мне стало неприятно его видеть. Мне хотелось вернуться обратно в сон, почувствовать лёгкость ног и рук, почувствовать желание низом живота, увидеть глаза, руки и губы, которые я не сумела забыть.

Весь последующий день я старалась избавиться от наваждения, старалась не думать о том, что было и что не может больше повториться, старалась загрузить себя делами, пройтись по городу и забыться. Но свежие струи дождя преследовали меня, заставляя всё вспомнить.
Он был фотографом. Немного известным. А мне было двадцать лет, я считала себя очень взрослой, умной и самостоятельной. Я недавно вырвалась из родительского гнезда, жила одна в маленькой квартирке, училась всему понемногу, в том числе и живописи, ночами пропадала с друзьями, и зарабатывала себе на жизнь переводами.
Мы познакомились на какой-то выставке современного искусства. Он подошёл ко мне сзади, и я, не оборачиваясь, почувствовала его спиной, плечами и затылком. И когда он сказал мне ничего не значащую фразу, мне стало жарко и очень захотелось обернуться и вместе с тем оборачиваться не хотелось, чтобы максимально продлить эту минуту. Но стоять так долго было по меньшей мере неприлично, и я посмотрела на обладателя этого голоса и такой бешенной энергетики.
Зелёные глаза, вот что я увидела сразу. Нереально красивые глаза цвета моего любимого моря.
- Я - Евгений. Можно я Вас сфотографирую?- спросил он и протянул мне руку. Я доверчиво положила свою ладонь в его. Едва я дотронулась до его руки, ощущение полёта и неконтролируемого счастья охватило меня и не покидало потом очень долгое время.
Мы пили коньяк, яростно целовались, и он фотографировал меня с распухшими от поцелуев губами, с затуманенным от коньяка и близости взглядом. "Сэм, - шептал он мне в волосы. - Ты только моя, Сэм".


Он называл меня Сэм, сразу переименовав меня из Симы, как меня называли друзья и Серафимы, как родители назвали в честь далёкой бабушки. Мы встречались в кафе, бродили по паркам, разговаривали и чувствовали друг друга каждой стрункой своей души и тела. И мне почему-то хотелось ему рассказывать о таких вещах, которые я пыталась скрыть от окружающих. А он рассказывал мне не только о своих удачах, но и о промахах.

Была ли это любовь или это был гипноз, трудно понять. Любовь предполагает тепло и семейный уют, мечты о детях, походы по магазинам, халат и совместный просмотр телевизора. А мы курили одну сигарету на двоих, целовались почти не переставая и всегда горели от одного и того же желания - обладать друг другом целиком и полностью.

Мы пили друг друга, как истосковавшиеся от жажды путники. Моя жизнь раскололась на до и после. До встречи с ним и после встречи. Всё, что было до, казалось мне скучным, банальным и блеклым. После же встречи и небо стало ярче, и звезды манили больше, и вино было каким-то непозволительно вкусным и пьянящим.

В самый разгар летнего сезона он позвал меня в Крым. Это было прекрасное время. Время дикого неуправляемого танца нашей любви и страсти. Дни отпуска пролетели незаметно и вместе с тем казалось, что прошла целая жизнь. Наша короткая счастливая жизнь.
Перед отъездом вдруг пошёл дождь. Он был повсюду, этот красивый дождь, и Женя фотографировал меня под дождём, а я поднимала вверх руки-крылья и смеялась просто от того, что рядом был Женька, дождь, Крым и наша любовь.

Мы вернулись и разъехались по своим квартирам. Женька пришёл на следующий день, и я почувствовала какую-то тревогу, которая передавалась от него ко мне по каким-то невидимым связывающим нас импульсам. Он смотрел на меня с какой-то непривычной для меня нежностью.
- Сэм, - напрягающе. - Нам надо поговорить!
Мне стало страшно.
- Сэм? - уже вопросительно.
- Да, - одними губами прошептала я и села напротив него.
- Мне надо уехать, Сэм, - он никогда так часто не повторял моё имя.
- Куда? В Москву? На выставку?
- Нет, далеко, гораздо дальше. Я должен уехать в Штаты.
И он ещё долго говорил о том, что уже второй год там живёт жена с простым русским именем Наташа и дочка, а у него не были готовы документы, а теперь вот уже всё в порядке и надо уезжать.
- Когда?- я спросила, цепляясь за тонкую ниточку надежды.
- Завтра.

Мне хотелось много чего ему сказать. Но где-то в горле все слова застряли и болели там, царапая меня изнутри. Мне хотелось рассказать ему, что я не смогу без него жить, хотелось говорить ему про те самые до и после, про руки-крылья и моё вечное лето рядом с ним. Но я только смотрела в окно, где шёл проливной дождь, смотрела, не моргая, на упругие тяжёлые капли, которые падали за стеклом на мокрый карниз, а мне казалось, что эти капли бьют по мне, и с каждым ударом я становлюсь всё меньше и меньше, тоньше и тоньше, слабее и слабее.
- Прости меня, Сэм,- он сказал откуда-то издалека.
Он сидел рядом, на расстоянии вытянутой руки, и я смотрела на его такое родное, загорелое лицо, смотрела, не понимая и понимая, что больше никогда его не увижу. И мне вдруг захотелось громко-громко закричать, поднять вверх руки и кричать не переставая, как кричат раненные птицы.
Но я продолжала сидеть и молчать. Смотреть то на него, то на шумящий за окном дождь. И слова стали такими тяжёлыми, как пушечные ядра. И комок в горле мешал дышать, плакать и просто говорить. Он целовал меня в волосы, уголки губ, в сухие глаза и что-то говорил, а я сидела, как мраморное изваяние и молчала.

Я плакала уже потом, когда улетел самолёт. Я шла под дождём, пила коньяк из бутылки, и дождь смешивал слёзы и воду на моём лице. Я ступала в лужи и кричала всего одну строчку из песни: "Америка-разлучница, Америка-разлучница". Я очень хотела спеть эту песню до конца, но никак не могла вспомнить слов, и только с рыданием кричала эту строчку, и редкие прохожие шарахались от меня и смотрели удивлёнными глазами.
Когда был выпит весь коньяк и не осталось сил плакать, пришла моя подруга Танька и вытащила меня из дому. Я стала заново учиться жить. И опять моя жизнь раскололась на две половины. Только теперь до его отъезда и после. До отъезда было мандариновое лето, летом не бывает мандаринов, наверное, поэтому и всё, что было, казалось нереальным и до боли реальным, а после отъезда была сухая, крепкая, как жёлудь, осень.

Я научилась жить без него. Я устроилась на хорошую работу. Завела нужные знакомства, переехала в центр города, стала носить костюмы вместо легкомысленных платьев. И у меня появился мужчина. Деловой, практичный, и называющий меня ласково Сима. Я собрала свою жизнь по крупицам, заставила себя забыть о своём юном беззаботном счастье, я смогла, я сумела стать сильной. Только у меня больше не было крыльев.
А сегодня впервые мне приснился Женька, Крым, дождь и наша любовь. Я бродила по городу, заблудившись в своих мыслях, я вновь и вновь переживала ощущение, подаренное мне сном.

Случайно забрела на выставку фотографий и долго рассматривала какие-то пейзажи, цветы и чьи-то лица. С чёрно-белой фотографии на меня смотрела смеющаяся девчонка, поднявшая вверх руки-крылья. Капли дождя на лице, мокрое короткое платье и безудержное веселье, рвущееся с фотографии. Оно било в меня фонтаном, оно вдруг растопило всю мою уверенность, разбудило те чувства, которые я так успешно пыталась в себе похоронить.
- Сэм? - он сказал это откуда-то сзади. И мне не хотелось поворачиваться. Как давно меня никто так не называл. Сэм... Сэм...
Он изменился, даже постарел. Чужой мужчина с до боли родными глазами и голосом смотрел на меня, как на восьмое чудо света. Как будто не прошло восемь долгих лет. Как будто только вчера мы вернулись из отпуска. Как будто мне снова двадцать и у меня есть крылья.
Он всё шептал мне: "Сэм, Сэм", - а я смотрела на витрину за его плечом и думала, действительно ли за окном идёт дождь, или это я так сильно плачу...

[Русалка]

На такой пьедестал возносят, чтобы затем оттуда свергнуть со словами - ты такая же, как другие...
Любить и видеть прямо - и достоинства, и недостатки, и все принимать...просто потому что это - она. И это все принадлежит ей. И все неповторимо...
Верно и для противоположного пола.
Я.

[Незабудка]

«Любовь замужней женщины - великая вещь. Женатым мужчинам такое и не снилось». Оскар Уайльд.

[Tehhii]

... тому, кому жизнь стала казаться сном, следует ждать или смерти, или перемен. Что, в сущности, одно и то же... Извините, если я испортил вам обед.


... Я с рождения абсолютно уверен, что совершенно замечателен сам по себе и никакая дурная репутация мне не повредит! То есть я слишком самовлюблен, чтобы утруждать себя попытками самоутвердиться…

... Подавляющая часть слухов – это сумма непредусмотренной утечки информации и потрясающей силы воображения многочисленных рассказчиков. Ну и желания, чтобы реальность была не так скучна, как кажется

... Человек устроен так, что когда с ним случается нечто необъяснимое, он кладет на это необъяснимое со словами: ”Ах, какое у меня пылкое воображение!”.

... Ждать и надеяться – верный способ скоропостижно рехнуться.

... Любовь – всего лишь уловка природы, с помощью которой она заставляет людей производить потомство.

... Любовь – “живи рядом со мной, будь, как я, умри рядом со мной”… на первый взгляд так привлекательно, но на самом деле смертельно скучно, хуже того – безнадежно!

...Все мы рождаемся и умираем с одной и той же невысказанной просьбой на губах: “Любите меня, пожалуйста, как можно сильнее!”. В отчаянных поисках этой дурацкой несбыточной любви к себе мы проходим мимо великолепных вещей, которые вполне могли бы сбыться, в том числе и мимо настоящих чудес. Но нам не до них: мы слишком заняты поиском тех, кто нас оценит и полюбит…

...Если человеческая жизнь представляет собой результат заговора могущественных приматов против Духа, остается только надеяться, что существует и заговор против приматов, – может быть, это заговор Вершителей?

... Некоторые гости подобны ветру: они врываются в дом внезапно и внезапно исчезают, не дав себе труд полюбопытствовать, куда их занесло, и не обременяя себя необходимостью запечатлеться в моей памяти. А иные гости подобны сору, который приносит ветер: они остаются надолго, путаются под ногами… О, такой гость может долго проваляться в каком-нибудь дальнем углу вашей судьбы…

...“Долго” и “счастливо” – две вещи несовместные!

...Есть люди, для которых время подобно воде; в зависимости от темперамента и личных обстоятельств они представляют его себе в виде бурного потока, все разрушающего на своем пути, или ласкового ручейка, стремительного и прохладного… Есть те, для кого время подобно земле, вернее песку или пыли: оно кажется им одновременно текучим и неизменным…Есть и такие, для которых время – огонь, беспощадная стихия, которая сжигает все живое, чтобы прокормить себя… Время для таких людей – убийца, чей танец завораживает, а прикосновение – отрезвляет… И, наконец, для многих время подобно воздуху: абстрактная, невидимая стихия…

все Макс Фрай (с)

[ПАНАЦЕЯ]

Я сто лет Вам не писала, и Вы наверное думаете, что меня уже нет. Нет, я — есть, но есть только наполовину в полном тумане своих и общих событий, дикоогорченная судьбой своей и стольким другим
О себе не знаю ничего, когда узнaю — будете знать Вы
Анна Ахматова

[ПАНАЦЕЯ]

Тихо-тихо в углу сидело оно. Оно всегда там сидит. Вернее, почти всегда, исключением являются те случаи, когда оно на меня нападает. Оно сидит, притаившись в своем углу, и всегда ждет удобного момента, чтобы напасть на меня. И как только этот момент настает – цап! – и я в его лапах. И уже никуда не деться. И не важно, есть ли рядом кто-то еще или нет. Даже если вокруг меня будет толпа народу, его это не остановит, и оно все равно прыгнет из своего угла. Оно нападает не на тело, а на душу. А еще оно никогда не промахивается.
Вот и сегодня оно сидело, как всегда в своем углу. Я его сразу заметила, как только пришла домой. Оно сидело в углу и усиленно делало вид, что ему нет до меня ровным счетом никакого дела. Я сразу поняла, что хорошего вечера мне не видать. Оно всегда себя так ведет, когда собирается напасть на меня. Правда оно думает, что я этого не знаю, и, наверное, даже радуется своей ловкости. А я ему ничего не говорю. Пусть радуется, ну не разочаровывать же его…
Я уже успела выпить чаю, и даже немного повалятся в постели, а оно все еще сидело в своем углу и продолжало делать вид, что ему именно сегодня до меня решительно нет дела. Я даже немного удивилась этому, обычно оно нападет почти сразу, как я войду в квартиру, если , конечно, это есть у него в планах. Впрочем, я быстро забыла об этом, да и о нем самом, закружившись в мелких бытовых заботах по приготовлению ужина.
А после ужина, в хорошем настроении и с улыбкой на лице я зашла в комнату… И оно тут же напало. Собственно, иначе и не могло быть, оно всегда нападает на меня в тот момент, когда мне этого меньше всего хотелось бы. Предпочитая , чтобы до этого мне было хорошо. Питается оно этим, что ли? Всегда забываю его об этом спросить…Нападая, оно поглощает всё. И мысли, и чувства. И хорошее, и, к счастью, плохое. Оно не оставляет ничего кроме себя самого и остается со мной ровно столько, сколько ему этого хочется. А потом возвращается в свой угол, и прячется там до следующего раза.
Его зовут Одиночество. ...(с)

[ПАНАЦЕЯ]

(...)


"Пишу тебе из темноты миндального дерева. Не знаю как по другому описать этот мир. Здесь тепло, сумрачно и спокойно. Здесь хорошо, хотя невозможно сказать с точностью где оно - это здесь. Прости и за то, что не могу сказать тебе кто я... то чем я был, чему ты давала какое-то имя, перестало существовать. И все же пишу тебе неведомо каким инструментом. Как это возможно писать мыслью? Не понимаю+ Но чувствую, как что-то телесное и, знаешь, находящееся вне тела. Какое же тело может быть частью тенистого дерева? Прости меня еще раз, я не хочу тебя запутать. Я сам - море смятенья... И что такое море? Как могу продолжать разговор о вещах, которые позабыл. Там, в мире где ты, когда мы расставались, я писал тебе длинные письма на которые ты никогда не отвечала. Возвращаясь, я находил их в аккуратных пачках на дне синего сундука... синего... я вспомнил - море это одеянье души... Ч-ч-ч, погоди, кто-то зажег крохотное светило в черноте древесной тени. И хотя мне не страшно, чувствую дрожь внутри. Да, море... ты помнишь? Свет растет, он как бутон одного из тех цветков, что ты выращивала в палисаднике нашего дома. Меня зовут. Да, это я кого зовут. Прости, должен идти. Как я тебе отправлю это последнее письмо? " .......................................
ХОРХЕ ЕСКИНКА
(МАНУСКРИПТ, НАЙДЕННЫЙ НА РОЗОВОЙ КОЛЮЧКЕ)

[Русалка]

Одиночество...(с)...