Желаю приятного просмотра)))
Желаю приятного просмотра)))
По ту сторону Сахары. Лестница смерти
«Сноб» публикует рассказ врача Александра Стесина о работе в Гане и путешествии по Африке. Начало здесь, здесь, здесь, здесь, здесь и здесь
На фоне однообразных халуп, сколоченных из трухлявых досок, крытых толем пополам с соломой или ржавым листовым железом, обнесенное штакетником бунгало «Суматра-хаус», принадлежавшее Фрэнцису и Люси Обенг, казалось если не королевским дворцом, то как минимум особняком колониального наместника. Дед Люси, выстроивший этот коттедж с полвека назад, был видным общественным деятелем, внесшим немалый вклад и т. д., о чем свидетельствовал кенотаф посреди участка. Половина дома сдавалась внаем приезжим медикам. Вторая половина была отведена под музей, посвященный африканским солдатам-вольнонаемникам, сражавшимся в голландской Ост-Индии в середине XIX века. Цена входного билета — пять ганских седи — была умеренной: в коллекции имелось достаточно интересных экспонатов, включая старинные дагерротипы, рукописи и даже чучело дикого индонезийца в натуральную величину. Тем не менее за все время моего проживания в «Суматра-хаус» не побывало ни одного посетителя.
Чтобы не терять форму, попечительница музея проводила экскурсии для своей трехлетней дочки Юнис, а заодно и для меня. Раз за разом я слушал про вольнонаемников, про историю фантсе, прошедшую через руки португальских работорговцев, голландских золотоискателей и наконец английских миссионеров-колонизаторов. Про двух принцев, Квези Боаче и Кваме Опоку, отданных на откуп европейцам.
«Их увезли в Голландию, чтобы сделать из них голландцев. Но Кваме Опоку, сколько он там ни жил, все грустил по дому. Его дыханье ломалось, как у нас говорят. И в душе у него все было перевернуто вверх дном, как в доме, где побывал грабитель. И тогда голландцы решили отправить его домой. Возвращается Кваме в Эльмину, и как раз в этот день умирает король ашанти. Кваме пишет к обаахема в Кумаси, что вот он вернулся и готов занять трон. Но тут выясняется, что он, пока жил в Голландии, разучился говорить на чви. А тот, кто не знает языка, как он может стать королем? И обаахема отвечает: ты — наследник престола, но прежде чем ты предстанешь перед старейшинами, ты должен вспомнить родной язык. И дает ему срок. Но Кваме живет в эльминской крепости, окружен одними аброфоо — где ему вспомнить чви? И, когда он понял, что не сможет вернуться в Кумаси, он покончил с собой, и теперь похоронен у нас в Эльмине...
А Квези Боаче, он не то, что Кваме Опоку. Все, о чем он мечтал, это стать европейцем. Он ел их еду, носил одежду, и его душа была полна радостью. Он и вел себя как голландский принц. Но Боаче — это ганский принц, не голландский. И когда прошло достаточно времени, голландцы сказали: ты — ганский принц, возвращайся к себе на родину. А Квези-то уже знал все, что случилось с его братом, он им говорит: не хочу, чтоб со мной случилось то же, что с Кваме, не хочу возвращаться, мое место здесь. И голландцы не знали, что с ним делать, и в конце концов они дали ему участок земли на Суматре и отправили его туда. Там он и умер...»
Иногда слушателей оказывалось больше: как и во всех относительно благополучных африканских домах, у Обенгов постоянно обреталась стайка «своих». «Свои» не были родственниками (родственники тоже были, но, будучи занятыми собственной семейной жизнью, навещали значительно реже); это были полуслучайные люди в поисках домашнего очага, зашедшие на огонек и оставленные в качестве домашней прислуги. Со временем они становились почти частью семьи. Двенадцатилетняя Филомена помогала Люси на кухне и заботливо присматривала за Юнис. Четырнадцатилетний Дэниел выполнял «мужскую» работу по дому. Он мечтал играть на электрооргане в какой-нибудь большой церкви. Каждый вечер он упражнялся на детском пианино, которое подарили Юнис на день рожденья.
Старшим из домочадцев был сторож Кваме. Ни чви, ни английского он не знал, говорил исключительно на фантсе. Я с трудом понимал его речь, все эти «дз» и «тс», свойственные местному выговору и не свойственные чви-ашанти. По возрасту он был скорее «дедушка Кваме», но никто его так не называл. Называли «Кваме Большой» (в противоположность студенту-медику, который тоже носил имя Кваме — «Кваме Маленький»). Учитывая комплекцию сторожа, это прозвище звучало вполне издевательски. Беззубый и безволосый доходяга в джинсовом комбинезоне на голое тело, он появлялся к ужину, но есть никогда не ел, а досиживал до того момента, когда подавали еду, после чего тихо уходил и уводил детей. Детей было двое — мальчик и девочка, улыбчиво-молчаливые, как он сам. Некоторое время назад жена Кваме неожиданно бросила семью (говорили, сошла с ума, сбежала в другой город, видимо, прихватив, что было). С тех пор Кваме Большой ночевал на крыльце у Люси. Кто-то из моих предшественников подарил ему противомоскитную сетку; сторож подстилал ее вместо циновки и укладывал на нее детей. Сам он спал прямо на бетонном полу, под грохот «проповеднического» радио, которое врубал на полную громкость перед тем, как улечься.
Чем они питались, где и как жили в дневное время, Бог весть. Как вообще живут люди изо дня в день? Чужая жизнь — потемки, особенно там, где электричество отключают каждые пять минут. «Уж лучше бы отключили насовсем!, — сетует в камеру местный житель по имени Данква или Менса, эпизодический, но обязательный персонаж ежевечернего выпуска новостей. — Уж лучше бы отключили насовсем. По крайней мере, тогда мы могли бы срезать провода электропередач и разжиться хорошей медной проволокой!» В некоторых деревнях именно так и делают... За один прошлый год было зафиксировано несколько сотен смертельных случаев.
Раз или два в доме появлялись и вовсе посторонние люди, калики перехожие, обращавшиеся к хозяйке на неповторимом пиджин-английском:
– Ий, сестра, мой меньшой и я-то, мы пойдем путь поедем. Сам что знаю сказать, сестра, что состряпай нам, оу, поедем возьмем в дорогу.
– Я что думаю, брат, что состряпаю будет скоро, — отзывалась Люси, ничуть не удивляясь вторжению незнакомцев.
Как истинная африканка, Люси Обенг понимала время по-своему — в каком-то «интуитивном» смысле. Кажется, за всю свою сознательную жизнь она ни разу не сверилась с часами. Время было неделимым потоком, где каждодневные события и дела — встретить Юнис из школы, приготовить обед, сделать задание по биологии (курсы корреспондентского обучения) — естественным образом перетекали из одного в другое. Надо ли говорить, что, живя таким образом, Люси никогда не спешила и никуда не опаздывала. Но что в данном контексте может означать фраза «будет скоро»? Нюансы временных понятий заложены в языке, и тут у ашанти закручено похлеще, чем у любого Бергсона. Так аканское слово «da» имеет два значения: (1.) день, (2.) никогда. При удваивании гласной получается слово «daa», которое означает «всегда» или «каждый день». Итак, «da» или «da bi da» — это «никогда», а «daa» — «всегда». При этом «da bi» (где «bi» —неопределенный артикль) означает «когда-нибудь», а «daabi» означает «нет». Взаимопроницаемость «да» и «нет», «когда-нибудь» и «никогда», вся эта диалектика — не больше, чем часть обыденной речи. И далее можно выстроить целый синонимический ряд слов, означающих «вечность» (daapem, beresanten, afeboo) или указывающих на отдаленное будущее (da bi, daakye, akyire). А вот слова, означающего «скоро», в языке чви просто не существует, и носители языка вставляют английское «soon», — если вообще оперируют этим понятием.
Незнакомцы размещались на кухне и принимались ждать обеда. Узнав, что я из Америки, приступали к расспросам:
– Нам говорили, что в Америке стариков отправляют в отдельные дома, где их никто не навещает. Это правда?
– Как вам сказать...
– У нас такого бы не случилось. Здесь стариков почитают. Это связано с нашей религией.
– С христианством?
– Нет, с той, которая была раньше. Знаешь историю про старуху и Бога?
– Вы имеете в виду — про старуху, которая толкла фуфу?
Эту сказку я когда-то слышал от Наны. В незапамятные времена небо было близко, Бог был рядом. И вот старуха-прародительница стала толочь фуфу и, орудуя пестом, то и дело задевала Бога, живущего этажом выше. Некоторое время Бог мужественно терпел эти тычки, но в конце концов не вытерпел и переехал на верхние этажи. С тех пор до него не достучаться.
– Уайе адье, вуним ньинаа! — одобрил мои познания неожиданно появившийся на пороге хозяин дома. — До нашего африканского Бога не достучаться, но старость близка к Переходу, а значит — к Нему. Овуо ачверье баако мфоро. Слышал такую пословицу? А? Я говорю: Овуо ачверье баако мфоро. Лестница смерти не рассчитана на одного. Уходящий наделяет готовностью всех живых.
по ссылке читать удобнее:
http://www.snob.ru/profile/23695/blog/47499
Последний раз редактировалось Арфи; 29.03.2012 в 14:42.
ужас....
... "мы стали более лучше", да... уже не пользуемся клеем для обоев под названием холокост, да и дихлофосом...
Русалка (29.03.2012)
Эту тему просматривают: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
Социальные закладки