Литературные слезы)))
Рассказы Драгунского
«Тиха украинская ночь...»
В жизни каждого человека особое место занимают молодые годы. В это время формируется мировоззрение, происходит психологическое становление человека как личности. В основном, в школе учителя дают определенное понимание детям какого-либо стиха или произведения, события или явления. Таким образом, наше детское восприятие, пока еще чистое и наивное, загоняется во взрослые рамки выгоды и практицизма. Мы получаем готовый рецепт отношения к жизни. А любое мнение легко корректируется оценкой.
Наша преподавательница литературы Раиса Ивановна заболела. И вместо нее к нам пришла Елизавета Николаевна. Вообще-то Елизавета Николаевна занимается с нами географией и естествознанием, но сегодня был исключительный случай, и наш директор упросил ее заменить захворавшую Раису Ивановну.
Вот Елизавета Николаевна пришла. Мы поздоровались с нею, и она уселась за учительский столик. Она, значит, уселась, а мы с Мишкой стали продолжать наше сражение — у нас теперь в моде военно-морская игра. К самому приходу Елизаветы Николаевны перевес в этом матче определился в мою пользу: я уже протаранил Мишкиного эсминца и вывел из строя три его подводные лодки. Теперь мне осталось только разведать, куда задевался его линкор. Я пошевелил мозгами и уже открыл было рот, чтобы сообщить Мишке свой ход, но Елизавета Николаевна в это время заглянула в журнал и произнесла:
— Кораблев!
Мишка тотчас прошептал:
— Прямое попадание!
Я встал.
Елизавета Николаевна сказала:
— Иди к доске!
Мишка снова прошептал:
— Прощай, дорогой товарищ!
И сделал «надгробное» лицо.
А я пошел к доске.
Елизавета Николаевна сказала:
— Дениска, стой ровнее! И расскажи-ка мне, что вы сейчас проходите по литературе.
— Мы «Полтаву» проходим, Елизавета Николаевна,— сказал я.
— Назови автора,— сказала она, видно было, что она тревожится, знаю ли я.
— Пушкин, Пушкин,— сказал я успокоительно.
— Так,— сказала она,— великий Пушкин, Александр Сергеевич, автор замечательной поэмы «Полтава». Верно. Ну, скажи-ка, а ты какой-нибудь отрывок из этой поэмы выучил?
— Конечно,— сказал я.
— Kaкой же?— спросила Елизавета Николаевна.
— Тиха украинская ночь...
— Прекрасно,— сказала Елизавета Николаевна и прямо расцвела от удовольствия. — «Тиха украинская ночь...» — это как раз одно из моих любимых мест! Читай, Кораблев.
Одно из ее любимых мест! Вот это здорово! Да ведь это и мое любимое место! Я его, еще когда маленький был, выучил. И с тех пор, когда я читаю эти стихи, все равно, вслух или про себя, мне всякий раз почему-то кажется, что хотя я сейчас и читаю их, но это кто-то другой читает, не я, а настоящий-то я стою на теплом, нагретом за день деревянном крылечке, в одной рубашке и босиком, и почти сплю, и клюю носом, и шатаюсь, но все-таки вижу всю эту удивительную красоту: и спящий маленький городок с его серебряными тополями, и белую церковку, как она тоже спит и плывет на кудрявом облачке передо мною, а наверху звезды, они стрекочут и насвистывают, как кузнечики, а где-то у моих ног спит и перебирает лапками во сне толстый, налитой молоком щенок, которого нет в этих стихах. Но я хочу, чтобы он был. А рядом на крылечке сидит и вздыхает мой дедушка с легкими волосами, его тоже нет в этих стихах, я его никогда не видел, он погиб на войне, его нет на свете, но я его так люблю, что у меня теснит сердце...
— Читай, Денис, что же ты,— повысила голос Елизавета Николаевна.
И я встал поудобней и начал читать. И опять сквозь меня прошли эти странные чувства. Я старался только, чтобы голос у меня не дрожал.
...Тиха украинская ночь...
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой Церковью сияет...
— Стоп, стоп, довольно!— перебила меня Елизавета Николаевна.— Да, велик Пушкин, огромен! Ну-ка, Кораблев, теперь скажи-ка мне, что ты понял из этих стихов?
Эх, зачем она меня перебила! Ведь стихи были еще здесь, во мне, а она остановила меня на полном ходу. Я еще не опомнился. Поэтому я притворился, что не понял вопроса, и сказал:
— Что? Кто? Я?
— Да, ты. Ну-ка, что ты понял?
— Все,— сказал я.— Я понял все. Луна. Церковь. Тополя. Все спят.
— Ну... — недовольно протянула Елизавета Николаевна,— это ты немножко поверхностно понял... Надо глубже понимать. Не маленький. Ведь это Пушкин...
— А как? — спросил я. — Как надо Пушкина понимать?— И я сделал недотепанное лицо.
— Ну давай по фразам,— с досадой сказала она. — Раз уж ты такой. «Тиха украинская ночь». Как ты это понял?
— Я понял, что тихая ночь.
— Нет, — сказала Елизавета Николаевна. — Пойми же ты, что в словах «Тиха украинская ночь» удивительно тонко подмечено, что Украина находится в стороне от центра перемещения континентальных масс воздуха. Вот что тебе нужно понимать и знать, Кораблев! Договорились? Читай дальше!
— Прозрачно небо,— сказал я,— небо, значит, прозрачное. Ясное. Прозрачно небо. Так и написано: «небо прозрачно».
— Эх, Кораблев, Кораблев,— грустно и как-то безнадежно сказала Елизавета Николаевна.— Ну что ты, как попка, затвердил: «прозрачно небо», «прозрачно небо». Заладил. А ведь в этих двух незначащих словах Пушкин рассказал нам, что количество выпадающих осадков в этом районе весьма незначительно, благодаря чему мы и можем наблюдать безоблачное небо. Теперь ты понимаешь, какова сила пушкинского таланта? Давай дальше.
Но мне уже почему-то не хотелось читать. Как-то все сразу надоело. И поэтому я наскоро пробормотал:
...Звезды блещут...
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух...
— А почему? — оживилась Елизавета Николаевна.
— Что «почему»?— сказал я.
— Почему он не хочет? — повторила она.
— Что «не хочет»?
— Дремоты превозмочь,
— Кто?
— Воздух.
— Какой?
— Как какой, украинский! Ты ведь сам только сейчас говорил: «Своей дремоты превозмочь не хочет воздух...» Так почему же он не хочет?
— Не хочет, и все,— сказал я с сердцем.— Просыпаться не хочет! Хочет дремать, и все дела!
— Ну нет,— рассердилась Елизавета Николаевна и поводила перед моим носом указательным пальцем из стороны в сторону. Получалось, как будто она хочет сказать:
«Эти номера у вашего воздуха не пройдут».
— Ну нет,— повторила она.— Здесь дело в том, что Пушкин намекает на тот факт, что на Украине находится небольшой циклонический центр с давлением около семисот сорока миллиметров. А, как известно, воздух в циклоне движется от краев к середине. И именно это явление и вдохновило поэта на бессмертные строки: «Чуть трепещут, м-м-м... каких-то тополей листы!» Понял, Кораблев? Усвоил? Садись!
И я сел. А после уроков Мишка вдруг отвернулся от меня, покраснел и сказал:
— А мое любимое — про сосну:
На Севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна...
Знаешь?
— Знаю, конечно,— сказал я.— Как не знать.
Я выдал ему «научное» лицо.
— «На Севере диком» — этими словами Лермонтов сообщил нам, что сосна, как ни крути, а все-таки довольно морозоустойчивое растение. А фраза «Стоит на голой вершине» дополняет, что к тому же обладает сверхмощным стержневым корнем...
Мишка с испугом глянул на меня, а я на него. А потом расхохотались. И хохотали долго, как безумные. Всю перемену.
Социальные закладки