Вибрации души... (с)

[Neznakomka]

С рождения мы учимся чему-то -
Ходить, смеяться, верить, говорить...
А вот молчать? Казалось бы, нетрудно,
Но жизнь не всех сумела научить...
Учусь молчать - других не обижая,
Чтоб в тот момент саму себя познать...
Молчание порою убивает,
Порою может в небеса поднять...
Порой - молчанка как синоним ссоры,
А может окружить, как тёплый плед...
Молчим мы, избегая разговора,
Когда общаться силы больше нет...
И ни причём в проблемах наших порча -
Порой тому есть множество причин...
....Себя услышать можно только молча,
И потому - давайте помолчим...

© Лариса Шахбазян

[Neznakomka]

* * *
Объявление было написано от руки, коряво, мелким почерком:
«ИЩУ ОДИНОКУЮ ДУШУ С ЦЕЛЬЮ ПРЕВРАЩЕНИЯ ОНОЙ В РОДНУЮ!»
- Вот чудак, ни телефона, ни имени, ни адреса…
- Разве душа нуждается в параметрах?! – ответ отчетливо прозвучал внутри ее сознания.

Она невольно улыбнулась! Достала из пакета перочинный нож. Долго тщательно и аккуратно отскабливала листок от штукатурки дома. Некоторые прохожие бросали в нее излишки своих не очень позитивных эмоций, она не обращая ни на кого внимания, продолжала отковыривать клочок бумаги от штукатурки.

- Кто ты? Чудак, написавший эту ерунду! Здорово, что ты есть! Пусть, я никогда не увижу тебя! Самое главное, я знаю, что ты есть!

Неожиданно, словно, очнувшись от наваждения, она порвала объявление на мелкие кусочки.
- Сентиментальная идиотка, дебилка, кретинка (и т.д.), кто-то прикололся, а ты повелась… Фу, дура! Противно! (многократный повтор).

* * *
На следующий день она шла по улице, щедро осыпая прохожих излишками своих не очень позитивных эмоций, пока не наткнулась…

Объявление было написано от руки, коряво, мелким почерком:
«ИЩУ ОДИНОКУЮ ДУШУ С ЦЕЛЬЮ ПРЕВРАЩЕНИЯ ОНОЙ В РОДНУЮ!»
- Не огорчайся, родная, я с тобой! – слова отчетливо прозвучали внутри ее сознания. Текст объявления поменялся на глазах, тем же корявым несерьезным почерком, теперь было написано:
«Я ВСЕГДА БУДУ С ТОБОЙ!»

Она не стала доставать из пакета перочинный нож. Ценою своих ногтей, содранных до подушечек пальцев, отодрала объявление от штукатурки. Ее ярости не было предела.

Она бежала прочь, сжимая в окровавленном кулачке клочки бумаги, готовая разорвать весь мир вместе с неизвестным ей Чудаком, расклеившим эти «дурацкие» объявления, но, по неизвестным ей причинам, ставшим для нее самым родным человеком на свете!

- Ерунда! Так не бывает! Люди не умеют быть родными друг для друга!

Ветер, дождь и слезы бесновались в ее душе.
- Так не бывает! – повторяла она, крепче сжимая в кулачке клочки «дурацкого» объявления. – Так не бывает!
- Я всегда буду с тобой – слова прозвучали отчетливо, спокойно и уверенно…

* * *
…

Объявление было написано от руки, коряво, мелким почерком:
«ИЩУ ОДИНОКУЮ ДУШУ С ЦЕЛЬЮ ПРЕВРАЩЕНИЯ ОНОЙ В РОДНУЮ!»
Она улыбнулась, достала из пакета маркер и приписала:
«ПРИВЕТ, РОДНОЙ!»

«Я ВСЕГДА БУДУ С ТОБОЙ» - услышала она в ответ, положила маркер обратно в пакет, и продолжила свой путь!


© Алла Мартиросян

[Neznakomka]

Душа,как сорванный листок,
упала в жизнь с ветвей Эдема...
А мир бесчувственно-жесток,
в нём правят силы Люцифера...

Разбилось зеркалом мечта...
осколками поранив сердце...
И зазвучала в нём тоска
минорным одиноким скерцо...
А лист кружился наугад...
и бился в запертые окна...
Я помню,в этот листопад
душа моя насквозь промокла...
Он мягко лёг мне на ладонь,
как маленький кусочек солнца...
И до сих пор восторг и боль
во мне,как сердце,тихо бьётся...

У каждого отмерен срок...
Душа...таинственная сфера,
как ярко-пурпурный листок,
упала в жизнь с ветвей Эдема...

© Сативия

[Neznakomka]

Роняю… капельки… души…
На строчки… чистым откровеньем…
Дыханьем трепетным в тиши
Почувствуй их прикосновенье…

Дотронься… ласковым теплом,
Позволь душе чуть-чуть согреться…
Не обожги… холодным льдом…
Ведь в каждом слове – капля сердца…

© Марина Есенина

[Neznakomka]

Когда - нибудь, когда отплачут
дожди моих нечайных строк,
когда тепло свое растрачу,
и у стихов иссякнет срок,

когда замок повешу в душу,
спасаясь от надежды слов,
чтоб ненароком не нарушить
покой расстеленных снегов,

я буду жить...Помельче нишу
займу в потоке бытия
Но Боже мой, какой же нищей
я стану, позабыв Тебя...

© Нужная Нежность

[Neznakomka]

--- 1 ---


Мне было тридцать, когда я разбился... Мой мотоцикл занесло на мокрой ночной дороге, ведущей из города в курортное Репино, где у меня был небольшой уютный домик на берегу залива. Ночь была тёплой, июльской, дождь недавно кончился и воздух, по-особенному свежий и чистый был пропитан летними ароматами хвои и трав. Лес вдоль дороги был корабельным, сосновым. Деревья стройными рядами мелькали мимо меня, сонно белея стволами в свете полной Луны. Моя новенькая Agusta Brutale мчалась по пустой ночной трассе с удивительной лёгкостью, в полсилы своего превосходного четырёхцилиндрового двигателя, и я нисколько не жалел, что в последний рабочий день недели, затянувшийся до полуночи, я, очень уставший, всё-таки решился на эту поездку. Ещё немного – и я загоню мотоцикл в гараж, открою старым ключом дверь моего шале, брошу сумку на кровать, покрытую оранжево-чёрным клетчатым пледом, повешу кожаную куртку в старинный дедовский шкаф, встану около большого окна, выходящего на пляж, и открою его, вдохнув воздух Финского залива. Долгожданный, свежий, всегда отрывисто и вместе с тем нежно бьющий в лицо. Пусть это не бриз Средиземноморья и не ровный горячий ветер Южно-Китайского моря, но в этом воздухе есть особые нотки, знакомые мне с самого детства. И значит именно этот воздух – самый желанный, особенно после недели, проведённой в душном, тесном офисе, почти в самом центре пыльного, летнего Питера, на углу Невского и Садовой, где потоки людей, вечно смешиваясь, движутся навстречу друг другу по тесной, узкой улице, не способной вместить их всех.

А у меня впереди целых два дня свободы – волн, неба, паруса, песка, солнца. Моя кожа станет бронзовой, а волосы выгорят ещё сильнее и я стану совсем светловолосым, как в далёком, радужном детстве. Тогда я мог часами бродить по этому берегу в поисках очередной удивительной находки – сточенного камнями и прибоем стёклышка, половинки ракушки мидии или любого вынесенного мне под ноги камешка, с разноцветными прожилками, в котором можно выискивать волшебный рисунок.

Agusta летела, я мечтал. И не сразу почувствовал, что мотоцикл медленно повело в сторону и его ровное движение стало отрывистым и тяжёлым. Ещё несколько секунд я, словно во сне, когда ты в режиме замедленной съёмки стараешься бежать или что-то исправить, пытался удержать отчаянно бившийся в моих руках руль и выровнять мотоцикл. Но тот уже падал на бок, прижимая меня к влажному, чёрному асфальту. Даже сквозь шлем, я почувствовал силу удара, но продолжал смотреть, как мой, такой новый, так заботливо отполированный моими руками мотоцикл несётся прочь от меня на своём роскошном, чёрно-серебристом боку, высекая искры и вскрывая собой грубый, потрескавшийся асфальт дороги. Я смотрел на него, словно он был живым существом, любимым мною, за чьей мучительной и неизбежной смертью я вынужден был наблюдать, не имея возможности помочь. В конце концов, он замер где-то вдалеке…И я почувствовал, как по моему виску, щекоча тонкой струйкой кожу, бежит тёплая кровь. Я перевернулся на спину, посмотрел на спокойное, бездонное, сверкающее ночное небо и потерял сознание .


--- 2 ---

Я лежал в ванной. Она была медной, солнечной, медовой, невероятно блестящей в свете огромного количества свечей, стоящих в массивных бронзовых подсвечниках…Вода играла янтарными бликами, кое-где виднеясь сквозь пышную шапку белоснежной пены. Комната, с дощатым тёмным полом и белёными стенами, была небольшой, но очень уютной, полевые цветы стояли повсюду в старинных вазах. Явно антикварный комод блистал безукоризненно выполненной резьбой, стопка накрахмаленных, отутюженных простыней лежала на нём сверху. Большое зеркало в толстой деревянной раме мерцало старым, потрескавшимся серебряным покрытием. Маленькое французское окно, с разноцветными витражными стёклами, было тёмным, за ним был поздний вечер или ночь. Мне было так тепло, спокойно и легко, что я даже не пытался вспомнить, что случилось со мной, и как я оказался здесь. Я закрыл глаза, опустился в воду ещё ниже, мне хотелось заснуть, но мешала лёгкая, непонятная тревога. Я услышал тихий скрип и открыл глаза.

Тяжелая дубовая дверь с кольцом вместо ручки медленно открылась и в комнату уверенно вошла не высокая рыжая девушка в длинном зелёном платье до пят, с белым кувшином в руках. Черты её лица были неуловимо знакомы мне, в них было что-то удивительно близкое. Она приближалась, молча, с улыбкой на очень красивых нежных губах. Её грация была удивительной порывистой грацией человека выросшего на природе. Её веснушки говорили мне о залитых ярким солнцем лугах, клевере, ромашках и пряном запахе смеси десятка полевых трав. Её длинные яркие рыжие волосы вились крупными кольцами. Она подошла совсем близко, опустилась на низкий табурет, стоящий рядом с ванной и поставила кувшин на пол. Она посмотрела на меня, а я на неё. Её зелёные глаза с тёмными, длинными ресницами светились нежностью….Её глаза……. Глаза цвета спелого крыжовника или моря на рассвете…

Она долго смотрела на меня, таинственно и с такой любовью, что я опустил взгляд. Молча взяв пенную губку с края ванной она осторожно, плавным движением, провела ей по моей руке, лежащей на широком медном бортике, оставляя на коже дорожку пены. Плечо, локоть, запястье, снова плечо. Она проводила по мне губкой, словно делала это не впервые. Делала это с нескрываемым, почти детским удовольствием. Я следил за ней, и моя рука на бортике показалась мне неожиданно крупной и слишком смуглой. А девушка вдруг поднялась и сказала мне, звонким, задорным голосом:

- Вставай, Арман…Ты опять весь день пропадал на охоте….Пора вымыться, как следует.

И её смех серебряными колокольчиками рассыпался по комнате…

Арман… Я даже не удивился, хотя меня звали совсем, совсем иначе. Это имя звучало для меня как название любимой книги, прочитанной в детстве и случайно найденной снова в самом конце старых пыльных антресолей. Словно я слышал это имя раньше, и оно действительно принадлежало мне, как эта комната, эта ванна, эта красивая рыжая девушка, это зеркало…. Зеркало…...Я медленно поднялся, поворачиваясь спиной к девушке и лицом к зеркалу. Сначала оно отразило тёмные кудрявые волосы и карие глаза интересного мужского лица, широкие скулы и узкий, красиво очерченный рот…..потом плечи руки…..Потом меня всего. Меня…

Но в зеркале был совсем не я.


--- 3 ---

Я открыл глаза…Моя мама…Она сидела у моей кровати, в светлой, большой палате с широким окном, в которое лилось утреннее солнце, и плакала. Я был в больнице. Совершенно не помню, как проезжавшая мимо машина, с супружеской парой, увидела меня лежащим на обочине дороги и привезла сюда….Что случилось с моим мотоциклом я даже боялся спрашивать.

Сотрясение мозга средней тяжести и куча ссадин…..А ведь я никогда в жизни не имел проблем серьёзнее разбитой коленки. Мне всегда казалось, что со мной никогда не случится ничего плохого. Никогда. Ничего. За тридцать лет моей жизни, я плакал всего пару раз - когда не стало бабушки и когда мой пёс погиб на охоте. Не считая, конечно, того отрезка времени, которое было покрыто пеленой густого тумана раннего детства, когда воспоминания ускользают из сетей памяти и ты смотришь на фото голого малыша, которым ты когда-то был, с искренним удивлением: «Я ничего, ничего не помню».

Когда-то в далёком, совсем раннем детстве мама всегда удивлялась моим фантазиям: «…Когда я вырасту – отращу бороду и буду курить трубку. Когда я вырасту - научусь скакать на коне и куплю себе самую красивую рапиру. Когда я вырасту - буду такой, как раньше». Что я тогда имел в виду мне становится понятно только сейчас. Часто бывает, что нарисованные нами, когда то давно рисунки или написанные стихи рассказывают нам о нас самих больше, чем любой, самый лучший психолог или любящие родители. Хотя с того времени столько воды утекло, что я и думать забыл о лошадях, рапирах, трубке…Жизнь шла своим чередом – любимые книги, работа, встречи и расставания, расстояния, города, друзья и знакомые, зима-весна-лето-осень и снова зима, всё как у всех.

Вечный мамин вопрос: «Когда ты повзрослеешь, перестанешь гонять на мотоцикле и найдёшь нормальную работу?» Боюсь на каждый из пунктов у меня один и тот же ответ: «Никогда». Мне и так хорошо…Я свободен, мне нравится гонять по утрам на работу на мотоцикле и возвращаться, когда в городе уже темно, когда горят ярко-жёлтые фонари, и город красив невообразимой тонкой, изящной, печальной красотой, свойственной только ему одному. Можно проехаться по центру, обогнуть Исакий… И снова Садовая, Невский и мимо Дворцовой в Неве. Я никуда не спешу, меня никто не ждёт. Я ещё всё успею в жизни, честное слово.

Лучше ты мне ответь, мама: «Когда меня выпустят отсюда?». Через месяц.


Понятно. За месяц я сойду с ума от бесполезного лежания в постели, от одиночества и от осознания того, что лето проходит. А залив весело катит свои волны без меня, песок раскаляется и приятно печёт кожу кому-то, но не мне, мой дом стоит пустым и в ближайшее время не светит ничего, кроме маминых нотаций, сурового молчания старшего брата и сомнительной больничной еды…Прокатился…

Мама ушла, обещав вернуться вечером…Голова страшно болела и кружилась, хотелось скорее закрыть глаза и заснуть. Заснуть… И снова увидеть комнату, девушку, зеркало. Странный сон или видение, даже не знаю. И странно, что я вообще его увидел. Вроде бы я нравился сам себе, да и многим другим тоже, чего скрывать. Мне и в голову никогда не приходило стать кем-то другим, изменить свою внешность, что-то всерьёз изменить в жизни.

Закрыть глаза. …Заснуть…Я медленно погружался в белый туман сна, спокойного и сладкого, как в детстве, когда знаешь, что завтрашний день будет ещё длиннее и ещё волшебнее, чем сегодняшний, и так будет всегда…

---- 4 ----

Я открыл глаза…Был уже вечер…Полумрак царил в комнате, и я не сразу заметил, что я лежу не один. Рядом была она – рыжая девушка, в красивой кружевной белой рубашке из тончайшего шёлка. Её кудри осенним золотом рассыпались по подушке, веснушки на вздёрнутом носике были очаровательны. Я тихо, пытаясь не разбудить незнакомку, встал с широкой кровати, под зелёным бархатным балдахином. Осмотрелся. Комната была уютно освещена алыми отблесками мерцающих углей в почти погасшем небольшом камине. Было очень тепло и меня снова охватило это странное ощущение того, что всё здесь мне знакомо, знакомо очень давно…У постели что-то ярко блестело, я подошёл ближе и осторожно протянул руку к этому предмету…..Холодное. Сел на кровать и стал разглядывать то, что стояло рядом…Тонкий клинок, эфес – это рапира. Я взял её в руки, что бы разглядеть получше…Рапира…Её изысканный витой эфес так привычно лежал в моей ладони, так приятно холодил пальцы….Я, едва касаясь, стали, провёл ладонью по клинку от начала до конца – это явно не спортивное оружие.

- Уже соскучился по своей рапире? – девушка приподнялась на локте и звонко рассмеялась.

- Ну да, мы давно с ней не виделись, очень давно – растерянно ответил я.

Ну и голос у меня. Бас практически, хотя и приятный, с лёгкой хрипотцой. Я встал с кровати и подошёл к окну. Девушка зажгла свечу, и окно тут же отразило меня… Нет, всё-таки, не меня – снова его. Мужчину, чьё отражение в зеркале я видел в прошлом своём сне: темные кудри, собранные в хвост на затылке, широкие скулы, карие глаза… Ладно, чего только не снится людям, я ведь знаю, что это только сон. Девушка подошла ко мне и нежно прижалась щекой к моей спине. Сон обещал быть интересным.

- Когда мы уедем отсюда, Арман? – её голос звучал так грустно, что мне захотелось обернуться и увидеть её лицо…Я обернулся. Она тихо плакала, стоя со свечой в руке, такая трогательная, маленькая, босая… Я был выше её ровно на голову и чувствовал себя страшно неудобно, словно я обманываю эту девушку, выдавая себя за того, кого она видела во мне. И, всё-таки, не смотря на абсурдность этого сна, я чувствовал, как волна невероятной нежности к этой такой знакомой незнакомке поднимается в моем сердце, в душе…И я уже сам не верил, что я могу быть кем-то другим. Вот сейчас я подойду к комоду слева от кровати и в верхнем ящике возьму свой носовой платок, что бы отдать ей. Я улыбнулся сам себе, но все-таки пошёл к кровати……Комод...Ладно это может быть просто совпадением. Я открыл ящик и уже привыкший к полумраку увидел на дне глубокого старинного ящика стопку накрахмаленных белых носовых платков, обшитых широким кружевом, на платках были инициалы: «А.Г.».
Я отдал ей платок, и она долго и сбивчиво пыталась мне рассказать, как переживает об отце, который так не знает где она, о том, что будет с ней дальше, ведь я никогда не смогу жениться на ней - у меня уже есть семья. О том, как ей страшно одиноко в этом большом, пустом доме, когда я уезжаю, и она не знает вернусь ли я вообще.

Чем дальше я слушал, тем страшнее мне становилось. Словно всё о чём говорила эта девушка действительно имеет непосредственное отношение ко мне. Словно это я герой этого банального и вечного сюжета. Она не обвиняла, нет, просто она была так одинока. Мне захотелось прижать её к себе, пожалеть, вытереть платком слёзы на её щеках, покрытых мелкими веснушками…Я обнял её….Она задула свечу…Сердце тут же начало биться в бешеном темпе, огонь разлился в моей крови и, целуя её, я только успел подумать: вот это мне точно ещё никогда не снилось, никогда…

***
--- 5 ---

День был таким долгим…Я не знал чем заняться…Смотрел в окно, считал воробьев на подоконнике, даже позвонил маме и спросил скоро ли она придёт, чем сильно её удивил.

Вспоминая о своих снах я не испытывал удивления, словно просто читал старую книгу, сюжет которой слегка забыл. У меня сотрясение мозга – имею право на странные сны. Они от меня не зависят, пусть снятся. В конце концов это моё единственное развлечение здесь.

К вечеру пришли мама и брат. Мама задавала мне свои любимые вопросы, брат сдержанно молчал, всем своим видом показывая, конечно, кто в семье главный неудачник. Он это любит. Я ведь не банкир, как он. У меня нет положения в обществе, нескольких квартир, я не езжу по миру, заключая выгодные сделки..Что ж – пожалуй мне стыдно, но только за то, что я не всегда могу помочь родителям так, как бы мне этого хотелось. Конечно я ведь эгоист, я и не спорю…
Вроде бы поговорили обо всем на свете, пора уходить. Мама придёт завтра, брат уезжает отдыхать на неделю и может оставить мне свой ноутбук, ведь мой разбился – лежал в сумке, на багажнике мотоцикла. Спасибо, брат. Я не особый любитель интернета, разве что письмо отправить по делу, но здесь время тянется так медленно, что я буду рад любому развлечению. Жаль только , что пользоваться им мне можно будет только пару часов в день – всё-таки сотрясение мозга, хотя мне уже гораздо лучше… Только шрам останется у виска. Но это не страшно.

Ночь…А спать не хочется. Фонарь светит в окно, жарко и лето проходит, проходит без меня…
Я включил ноутбук. Экран засветился ровным голубым светом, ещё пара минут и я выйду в это безграничное море интернета, где не видно лиц, не слышно голосов, но именно это порой и сокращает путь от одного человека к другому. Это и хорошо и плохо. Хорошо тем, что можешь общаться со всем миром не выходя из дома, плохо то, что осознание этого и лишает тебя целого мира. Удивительного мира красок, запахов, ветра, воды, солнца… Надеюсь, я не попаду под компьютерную зависимость и выйду отсюда свободным от любой реальности, кроме моей собственной.

Всё. Загрузился…Мне разрешено пользоваться всем, что здесь есть. Посмотрим на увлечения моего брата, компьютер многое может рассказать о своём хозяине, не меньше, чем его дом, автомобиль или любимая книга. Красивая девушка в купальнике на заставке, ну это нормально. Ноутбук не единственный у него, этот старый явно для того, что бы просто сыграть партию в кости или карты со случайными ночными собеседниками, судя по тем закладкам, что имеются здесь…Ничего интересного – машины, девушки, покер, старые фильмы. Пожалуй меня заинтересовал только форум по французской литературе. Это моё давнее увлечение, не думал, что и брата это интересует. Значит наше детство, с мучительным изучением французского для него, и удивительно лёгким для меня – не прошло даром. Зато мне никогда не понять математики в учебнике старше пятого класса, ему математика всегда давалась запросто.

Лет с двенадцати я, с огромным удовольствием , уже читал в подлиннике Дюма, Гюго и Жуль Верна. И их язык не казался мне чужим, мне не надо было «ставить» произношение, оно было всегда. Потом я увлёкся Верленом, Рембо, Бодлером, Арагон, Кокто, Ронсар, Ростан …это длинный список, во главе которого стоит Малларме. И мама страшно гордилась мной или собой, считая, что недаром три поколения моих предков владели французским – этот язык у меня в крови. Может и так, но, боюсь дело не в этом.

Я зашёл на форум. Вовремя зашел. Тема: «Стефан Малларме», вождь поэтов-символистов.

Много всяких хороших слов написано о моём любимом поэте. Но особенно проникновенно о нём пишет одна девушка, Элизабет. Не знаю, сколько ей лет и откуда она – нет фотографии. Но всё, то, что написано ей – написано от сердца, наверное, если бы я когда-нибудь взялся написать о нём – писал бы что-то похожее. Мне тоже захотелось что-нибудь написать, вступить в беседу, только как? Хотя… Я зашёл из закладок как зарегистрированный пользователь – могу отвечать, надеюсь, брат простит меня за то, что я напишу пару строк под его именем.

Беседа затянулась далеко за полночь. Мне давно не было так интересно. Я давно забыл, как это – беседовать не о деньгах, мотоциклах, о том, как всё непросто в жизни. Девушка действительно знала очень и очень многое, ещё бы - ведь она француженка. Живёт в живописном пригороде Парижа – Рюэль-Мальмезон.
Мы попрощались, но завтра договорились поболтать ещё. Вот чёрт, я забыл сказать как меня зовут по настоящему, прости Элизабет.


--- 6 ---

Я любил её. Это чувство не спутать ни с чем. Я смотрел на неё по ночам, пытаясь побороть вдруг наползающий из темноты страх…Страх потерять её. Мои сны казались мне невероятным даром, даром чего-то непостижимого, тайного - мне. Тем, самым чувством, что не каждому приходится испытать в жизни – даром взаимной любви. Она вливалась в мою кровь чистым родником силы, нежности, желания, осознания того, что раньше этот мир не был настолько ярок. Раньше ты просто жил в его бледной копии, не наполненной всеми существующими оттенками красок и чувств. Моих и её чувств. Наших.

На этот раз мне снилось совсем раннее утро. Наш дом стоял около леса, с одной стороны был сад, запущенный, но всё ещё цветущий. За его оградой начинался не очень высокий, но густой лиственный лес. С другой стороны дома был большой луг. Я стоял у старого колодца, сложенного из серых булыжников и смотрел на своё отражение в чистой, искрящийся воде и улыбался ему, улыбался своему сну, свободе, лесу, лугу. Зачерпнув из деревянного ведра этой свежей, холодной, утренней воды я бросил её себе в лицо. Может быть, так я проснусь хотя бы в одной из этих реальностей. Проснусь навсегда.

Она смотрела на меня из окна второго этажа и смеялась:

-Ещё, Арман, ещё! Ты похож на мокрого пса, нет, скорее на волка. На дикого, мохнатого, французского волка.

Я смеялся. Моя белая батистовая рубашка была вся в брызгах. Не важно. Удивительное утро. Удивительный сон.

Внезапно её лицо в окне изменилось. Сначала на нём проступило изумление, потоом тревога и, наконец, настоящий, невероятный страх:

Беги, Арман, беги!

Она кричала так пронзительно, так громко, повторяя снова и снова: «Беги!», что я не мог двинуться с места продолжая только смотреть на неё..На мгновение я оказался в полной темноте…


Я открыл глаза – я был в палате. Но её голос ещё долго, долго звенел в моей памяти, срываясь на крик, полный ужаса: «Беги, Арман, беги!»



- --- 7 ----

Я быстро поправлялся. Прошла почти неделя и врачи обещали на днях отпустить меня домой, при условии, что я буду лежать. Я по-прежнему бездельничал днём и с нетерпением ждал вечера, что бы снова окунуться в мир поэзии, музыки, в мир Старого Света, в разговоры о его длинных узких улочках, маленьких кафе, о его жёлтых фонарях…Всё это оживало, когда я разговаривал с Элизабет. Мы говорили о многом, никогда не касаясь личных тем, не спрашивая с кем и как мы живём, чём занимаемся в жизни…

Лишь однажды ночью она заговорила о снах. Вернее спросила: снился ли мне иногда один и тот же сон несколько раз.

Снился, чего скрывать. Особенно в последнее время. Ведь иногда во сне, гуляя по душистым летним лугам, рядом с Ней, я мучился практически тем же вопросом, что так занимал китайского мудреца Чжуанцзы: « Кто он? Бабочка, весело порхающий мотылёк, которому сниться, что он Чжуанцзы или Чжуанцзы, которому снится, что он беспечная бабочка?!».

Мне начинало казаться, что пространство моих снов так же реально, как и другая моя жизнь, та, что течёт не во сне.

Итак, сны. Я вкратце рассказал Элизабет о своём первом сне или видении – не знаю, какой из эпитетов здесь подходит больше. О том, как упал с мотоцикла в самой середине бесценного короткого северного лета, и теперь вынужден уже который день лежать в этой чистой, светлой, но такой одинокой палате. Рассказал о медной ванне, о янтарных бликах, о полевых цветах, стоящих во всех углах комнаты, о маленьком французском окне с разноцветными витражными стёклами. Которые днём пропускают через себя солнечные лучи, наполняя комнату весёлыми, разноцветными пятнами, разбросанными на выбеленных стенах и на полу этой маленькой, уютной комнаты. Рассказал о рапире, об огне в камине, о зелёном бархатном пологе кровати. Обо всём, кроме двух самых важных вещей, которые мне хотелось оставить только себе.

Я не рассказал Элизабет о рыжей девушке и о том, что там, в моих снах меня зовут Арман.

Внезапно Элизабет пропала из он-лайна. Что я такого сказал? Чем обидел? Может быть, зашёл слишком далеко в описании подробностей своих цветных снов? Нет. И, надеюсь, она не приняла меня за ненормального.

Но не только это угнетало меня сейчас. Я так и не признался, что меня зовут по-другому, что это страничка старшего брата. Сначала забыл, потом было жутко неудобно признаваться. Какая разница…Ещё пара дней и я выпишусь из больницы и воспоминания об Элизабет уйдут в прошлое, вместе с моим нежеланием тратить время на сидение в интернете. Ведь лето проходит. Но прежде я скажу ей много тёплых слов благодарности. Клянусь.

Пока я думал об этом – прошло не меньше часа. Внезапно её имя снова озарилось надписью «Он-лайн». С ощущением нереальности происходящего я прочитал её сообщение:

- Здравствуй, Арман…Прости, что ушла. Я плакала.


Вот и не верь теперь снам. Я с тревогой, не зная, что ответить, спросил:

-Здравствуй, Элизабет. Ты в порядке?

-Да. Спасибо. Просто я никогда, ни с кем не делилась своими снами, которые видела иногда, с самого детства. Они, порой, не снились годами, иногда снова напоминали о себе.

Но в последнее время мне так часто снилась твоя нежность, твои тёмные волосы, перехваченные на затылке бархатной чёрной ленточкой, твои руки, твой дом, колодец и то, как ты бежал по полю. Ты бежал, а мой отец с двумя слугами скакали за тобой, что я не могла сдержать слёзы.

Я читал и не верил своим глазам. Это невозможно. Судя по одежде, оружию, книгам в доме мои сны отсылали нас во Францию, лет на триста назад. И всё- таки, откуда Элизабет так детально может знать мои сны? Но поле, её отец, лошади, всего этого не было в моих снах. Или просто это всё ещё не успело мне присниться?

- Элизабет, прошу, расскажи мне об этом твоём сне, пожалуйста.



--- 8 ---

Ты стоял у колодца. Нам не спалось, утро было ранним и туман ещё лежал на лугах. Какое-то невероятное ощущение счастья, счастья, не имеющего пределов разлилось в то утро в летнем воздухе и в моей душе. Я смотрела на тебя из окна. Чёрные брюки, заправленные в ботфорты, белая рубашка, волосы завязаны на затылке чёрной бархатной ленточкой. Арман. Я любовалась тобой, не потому, что ты был красив. Просто с тобой, я перестала чувствовать себя одинокой. Навсегда, что бы потом не случилось с нами. Я любила тебя. Ты умывался у колодца и смеялся так громко, так заразительно.

Вдруг мне показалось, что я слышу стук копыт. Я посмотрела на дорогу и увидела столб пыли – к нашим воротам с двумя незнакомцами скакал мой отец, и его мушкет был направлен на тебя.

Мне всегда казалось, что его обещание убить тебя, если я убегу из дома с тобой, женатым мужчиной, было простой угрозой ревнивого отца. Я надеялась, что он просто вычеркнет меня из своей жизни. Вычеркнет и забудет. Нет. В его глазах была настоящая ярость. Он нашёл нас. Он был готов стрелять. И ничто не сможет остановить его. Я поняла это и закричала: «Беги, Арман!»

Я отвёл глаза от сообщения Элизабет. Короткая яркая вспышка и моя память ожила.

Я бегу по утреннему лугу, роса слетает с травы крупными гроздьями и разбирается на тысячу маленьких круглых капель, солнце едва показалось из-за горизонта. Я оборачиваюсь и на мгновение вижу, как за мной скачут трое, я не вижу лиц, но их короткие мушкеты, направленные на меня, видны отчётливо. Мне не страшно. Но я не знаю, кто они. Я должен бежать, что бы увести их подальше от дома, от неё, что бы она успела уйти в лес.

Волосы мешают мне, ленточка давно развязалась и упала в траву. Трава высокая, но я бегу, бегу легко и быстро, не смотря, ни на что.

Выстрел. Я даже не почувствовал пули.

Только увидел, как по моей белой рубашке быстро расползается ярко-алое пятно. Мне показалось, что земля движется мне навстречу и, неожиданно для себя, я упал лицом в изумрудную, полную росы траву. И где-то уже на грани тьмы и пустоты я услышал голос её отца:

«Будь ты проклят, Арман де Гаш. Больше никогда, слышишь никогда, ты не получишь мою дочь».

Потом тьма накрыла меня целиком, мир потерял запахи и краски. А я потерял свою жизнь.

Я очнулся. На экране было последнее сообщение Элизабет:

«Больше ни слова. Я прилечу завтра утром. Встречай меня в аэропорту».

В он-лайне её уже не было.

Нет, Элизабет, нет! Ведь я не сказал тебе самого главного!


----- 9 -----

В детстве мама часто удивлялась в кого я такой. Ни у отца, ни у неё, ни у брата не было на теле больших родимых пятен, только обычные маленькие родинки. А у меня на левой лопатке, напротив сердца было большое тёмное родимое пятно, размером с двухрублёвую монету. В кого, откуда?

Теперь я знаю откуда оно.

Я сидел в зале ожидания, в аэропорту. Я встречал её, Элизабет.

Я не знаю номера её сотового, её страничка в интернете молчит, я не знаю, как она выглядит. И всё-таки я пойму, что это она, когда увижу.

Я узнаю её, хоть и не подойду к ней.

Я так много книг прочитал о мистике, магии, реинкарнации, хотя до конца никогда не верил ни во что. Но меня всегда волновал один вопрос: почему люди не помнят свою прошлую жизнь? Сколько разного рода знаний, навыков, языков мы оставляем в прошлом, сколько событий уходит в пустоту навсегда…Кто мы, откуда мы приходим и куда уйдём потом… И если душа не имеет пола, то по какому принципу она выбирает себе оболочку. ..Хотя недавно прочитал у Чехова: «Не от скрипки зависит выбор футляра». Что бы я выбрал, если бы мог выбирать – уже не знаю. Научусь ли я чему-нибудь из раза в раз забывая всё, что случалось со мной. Раньше мне казалось, что это было бы замечательно - помнить всё.

Но теперь я понимаю, какая это большая удача – забыть. Я вспомнил, Элизабет не забывала. И она летела ко мне, не зная самого важного: проклятие её отца сбылось.
Я никогда не получу его дочь. Во всяком случае, не в этой жизни.

Самолёт ещё не приземлился. Я подошёл к зеркалу и посмотрел на себя.
Русые волосы, локонами, чуть ниже плеч. Уверенный взгляд больших серых глаз. Джинсовый костюм не скрывает всех особенностей моей фигуры.

Ты хорош, Арман, определённо хорош….Хоть в этот раз ты и женщина.

Да, я не сказал ей сразу, потом было глупо это говорить. Теперь всё глупо вдвойне. За неделю этих снов я начал мысленно говорить о себе: « Я пошёл, я сделал, я видел……». Надо отвыкать – у меня теперь другая жизнь и в ней нет места событиям трёхсотлетней давности. Как бы я не хотел думать иначе – но всё прошло, всё закончилось. Ту мою жизнь унёс ранний рассвет, те травы, та роса…

Её самолёт сел. Я стоял в толпе встречающих. Я узнал её сразу. Её лёгкую походку, рыжие волосы – она совсем не изменилась, только одежда была другой и веснушки пропали….

Моё сердце разрывалось от желания подойти к ней и от страха, что я могу испугать её всерьёз. Я мог только смотреть, смотреть и запоминать каждое её движение, каждый её взгляд, её потерянную улыбку – в первый и последний раз в этой жизни…

Элизабет искала меня глазами. Она останавливала свой взгляд на каждом из стоящих здесь мужчин, пытаясь узнать в них меня. Но на мне её взгляд не остановился ни разу, ни разу, ни разу....

Прошло полчаса. Она поняла, что я не приду. Элизабет устало села на ближайшее кресло и закрыла глаза дрожащей рукой. Я заставил себя выйти из зала. Жаль, что я совсем не умею плакать….

Я напишу тебе, Элизабет. Постараюсь всё объяснить. Объяснить и извиниться за всё. В наших с тобой жизнях нет места друг для друга. Не в этот раз. В этот раз мир имеет совсем другие краски и другие запахи. Не знаю, что тому причиной: проклятие твоего отца или просто непредсказуемый круговорот наших земных воплощений.

Но, я не забуду тебя. Не забуду никогда. Но то, что случилось с нами – это только волшебная, летняя, случайная россыпь снов, о которых надо забыть. Всего лишь мерцающая россыпь снов, Элизабет.


© Снежный Рыцарь

[Neznakomka]

В золоте след латуни, вереск таит бурьян...Слово сильнее пули, если стрелявший пьян. В травах рассыпан бисер, алый, под цвет зари. Кто-то в небесной выси сонно сказал:" Смотри - в золоте след латуни, травы таят бурьян...Где-то, за час до бури, был он лишь Ею пьян...Был изумрудным соком выкрашен платья шлейф, выдох летел за вдохом, ветер был сотней флейт...". Это уже не память, прошлое - дымка, вязь...Разве способно ранить то, с чем теряешь связь. Что-то из прошлой жизни - вереск, Прованс, любовь...Переливаясь сонно жемчуг сияет вновь: золото - амальгама, травы таят росу...Ноты забытой гаммы падают в темноту...

© Снежный Рыцарь

[Neznakomka]

По утрам - я надеваю маску...
Радостной, счастливой и успешной...
Я стараюсь быть такой, конечно...
Но боюсь слезами смыть все краски...

Говорят: «В глазах твоих - два беса...
Скачут, весело искрясь и улыбаясь...»
Да, так слёзки прячу я, стараясь,
Получается ли?
Вот мне интересно...

Все мои друзья твердят: "Ты Чудо!
Не грустишь и никогда не плачешь"...
(Это для меня так много значит!)
Я сама не знаю, что откуда...

Как мне удаётся так... не знаю...
Ведь порой в душе - тоска пылает...
А для вас - всегда я улыбаюсь...
Хоть душа внутри меня рыдает..

Знаю, так нельзя... но как иначе?
Не хочу, чтоб про меня сказали:
"Что грустишь? И что ты вечно плачешь?"
Не хочу, чтобы такую знали...

По утрам - я надеваю маску...
Радостной, счастливой и успешной...
Я стараюсь быть такой, конечно...
Но боюсь слезами смыть все краски...

Римма Гербер(Цукерман)

[Neznakomka]

Трудней всего остаться на плаву,
Когда – как плыть и чем дышать – не знаешь.
Трудней всего сказать тебе: «Люблю»,
Когда действительно и любишь, и желаешь.
Трудней всего не осудить толпу,
И быть толпой же – понятой, прощенной.
Трудней всего, срываясь в пустоту,
Почувствовать себя непобежденной.
Труднее жить и продолжать мечтать,
И верить продолжать довольно трудно,
Когда, порой, не знаешь, как начать
Комком в груди зажавшееся утро..!

Наталья Балуева

[Neznakomka]

Банальность свою оставьте банальным женщинам,
А я не банальна, хоть может быть и глупа,
Я нетривиальна, к тому же умею доверчиво
На старые грабли уверенно наступать:

Что по лбу, что в лоб, но влюбляюсь наивно и наново,
Ночами не сплю, рифмы и ритмы плету,
Пугаю случайных прохожих взглядами странными,
Пугаюсь собственной тени, ловлю на лету

Касанья шершавой души, посадки и допуски,
Ошибки в разумных расчетах, пожалуй, не в счет
Наивность моя – в рай мой бессрочный пропуск,
Если на входе привратник душу прочтет.

Керубина Де Тусси