Четвертый час утра не кончится никак,
И сумерки низки, и речь твоя невнятна,
И разъясненье речи непонятно,
Но ясен главный смысл, как ясен черный зрак,
Увидевший в душе и ржавчину и пятна.

Да, да, - душа - того, без смазки третий год,
Скрипит еще, поет, но, вроде, как натужно.
Вы говорите ей – любви высокой нужно,
Чтоб, все забыв, она пошла вразлет.

Ах, бедная любовь, великая раба,
Ниспосланная нам для развлеченья тела,
Увы, летать душа и раньше не умела,
Когда была та ржавчина слаба,
На каждый вздох и плакала, и пела.

Вы опоздали – ржавчина в крови,
Рассудок бы сберечь, еще, конечно, руки,
Для разведенья ног, и для науки,
И для такой возвышенной любви,
Чтоб сами по себе рождались после звуки.

Чтоб вы страдали вроде как не зря,
Что жертвовали тоже не напрасно,
Ваш черный зрак наводится прекрасно,
И вы умны ни свет и ни заря,
Но вот зачем: мне главное – не ясно.


Нет, чтобы вдруг на шею да вразлет,
Да чтобы так, как вроде не бывает...
Но женщина и искренне живет,
И искренней не мене умирает –
Лишь в те часы, когда усердно врет,
А вот зачем – доподлинно не знает.

Л. Латынин