Миниатюры

[Neznakomka]

Разговор с самим собой

- Есть ли у меня совесть?
- Я думаю, что есть. Но совсем немного. Полфунта, пожалуй наберется.
- Трус ли я?
- Скорее да, чем нет.
- Ленив ли я?
- Иногда мне кажется, что я и лень - это синонимы.
- Люблю ли я врать?
- О, да! Это уже, как второе дыхание. До сих пор, кстати, не могу понять, в чем разница между враньем и обманом...На вид они одинаковы.
- Люблю ли я себя?
- Наверное да, но не очень в этом уверен.
- Люблю ли я вообще?
- Вобщем-то, нет. Симпатия и душевное расположение есть ко многим. Но любовь...вряд ли.
- Сострадателен ли я?
- Хм...вопрос. Я могу рыдать над фильмом "Белый Бим..", но в то же время, пройти мимо того, кто просит о помощи; работаю в хосписе добровольцем, но никогда не даю подаяние;
утираю слезу, смотря передачу "Жди меня", но от всей души презираю бомжей и нищих.
- Веселый ли я человек?
- Нет. Я не могу найти повод для веселья на ровном месте. И в депрессии я провожу больше времени, чем в приподнятом расположении духа.
- Доволен ли я собой и тем, как складывается моя жизнь?
- Тоже нет. Я думаю, что могу и достоин лучшей доли, однако не прилагаю никаких усилий к тому, чтобы осуществить свои мечты.
- Думал ли я о самоубийстве?
- Думал. Причем не раз. Однако, в силу трусости, мои раздумья остались лишь теорией.
- Талантлив ли я?
- Мне говорят, что да. Но я отнекиваюсь, страхуя себя на случай возможного конфуза. Хотя...в глубине души уверен в своей исключительности и пр.
- Моя мечта?
- Раздать долги, привести в порядок купленный мною дом в деревне, сделать комнату в японском стиле, купить кресло-качалку. Сидеть, курить и смотреть на яблоневый сад. И чтобы в моем доме никогда не переводились гости.
- А что же во мне хорошего?
- Наверное, только то, что есть люди, которые меня любят по-настоящему, то что я кому-то нужен, и то, что я стараюсь никому не причинять зла.


Владимир Грибакин

[Neznakomka]

Я – это не я. Я – это Он. Тот, который сидит во мне.
Ему всегда что-то надо.
Он всегда куда-то стремится.
Он заставляет совершать глупости, от которых мне потом только хуже.
Он любит выпить, а у меня наутро раскалывается голова.
Он любит флиртовать – мне потом стыдно смотреть в глаза обманутых женщин.
Он непрерывно пишет стихи, которые я потом читаю с отвращением.
Он постоянно думает о смысле жизни, о своей исключительности, а я стираю носки и по утрам выношу мусор.
Он любит порассуждать на высокие темы – о Феллини, Тарковском, Бодлере, Дали и Шемякине, Высоцком и Губермане, а я соглашаюсь с ним и украдкой смотрю «Кривое зеркало».
Он мечтает о славе и признании, толпах восторженных поклонниц и памятнике при жизни, а я заливаю кипятком «Даширак» и пересчитываю мелочь в карманах.
Он обожает выглядеть стильно, Гуччи, Лагерфельда и Дольче вместе с Габанной, а для меня Черкизовский рынок – лучший бутик.
Он носит серьгу, а мне приходится ходить с дыркой в ухе.
Он любит шикануть, а я потом затягиваю пояс и отдаю его долги.
Он настолько же ярок, насколько я неприметен. И настолько же распущен, насколько я сдержан.
Всё то, что не нравится мне – обязательно понравится Ему.
Я ненавижу Его всей душой и, видимо, это чувство взаимно.
Но утром мы вместе открываем глаза, смотрим на потолок, а потом, поддерживая друг друга под руку и сонно моргая, шлепаем на кухню пить кофе.

Владимир Грибакин

[Neznakomka]

Она достала откуда-то из запыленных, давно не тревожимых дебрей своего комода белый, словно крылья ангела листочек. Повертела его в руках. Поднесла к лицу и, прикрыв глаза, глотнула его аромат.
«Быть может, так пахнет счастье?»

Прошла за стол, взяла между тонких, длинных пальцев карандаш и стала бездумно и бесцельно водить графитом по гладкой поверхности листа. При этом ее лицо было сосредоточенным, задумчивым, серьезным, а взгляд – рассеянным, веселым и довольным. Она то смело и дерзко проводила прямую линию вверх, то виляла «восьмеркой» до головокружения, то чертила забавные зигзаги. Стройный кусочек дерева оставлял за собой едва блестящий, переливающийся серебряный свет. Одно неловкое движение - и уже, изрядно подтупившийся стержень рвет изрисованный лист. От неожиданности она «ойкает». Сильно расстраивается. Почти плачет. Глаза наливаются обидой, лицо покрывает легкая тень.

Но она разворачивается к зеркалу, висевшему неподалеку. Глядит на молодую, здоровую, красивую девушку, отраженную в нем. Робко улыбнулась ей. Встает из-за стола. Аккуратно складывает испорченный листочек пополам, и закидывает подальше в таинственную глушь комода, разбираться в которой не было никакого желания.

Она тут же направляется на кухню. Хочется ей приготовить что-нибудь необычное, новое, свежее. В кухне вкусно пахнет апельсинами. Она набирает полные легкие этого ярко-оранжевого аромата.
«Быть может, так пахнет счастье?»


Аксинья Чехова

[Neznakomka]

Покой - это безмолвие вечности, ясный зимний день, который пронизывает прозрачный морозный воздух, неподвижное спокойствие северного моря. А еще это невероятная ясность мыслей и чистота.
Тревога похожа на нервную трель скрипки в дрожащих руках музыканта.
А радость - на теплый солнечный день, когда на небе нет ни облачка.
Веселье - это звонкий смех весенней капели в конце марта.
Светлая грусть похожа на легкую предрассветную дымку, когда гаснут последние звезды, ночь уступает свое место новому дню, и чего-то немного жаль.
Меланхолия, как мелкий серый дождь поздней осенью, может поселиться в душах людей.
Ярость похожа на рев взбесившейся стихии мирового океана, свирепствующего ветра, который носит по небу грозовые тучи.
Счастье - на яркую вспышку, почти алую утреннюю зарю.
Надежда, как свет в конце тоннеля, указывает людям путь.
Страх, будто ледяная корка, сковывает, просто парализует душу.
Отчаянье - это серый туман в свете красного восходящего солнца, это странник, сбившийся с пути и потерявший смысл жизни.


Найтли Алина

[Neznakomka]

***
Тишина почти беззвучно, будто бы переговариваясь сама с собой, звучала на два голоса:
- Ты откуда?
- Оттуда…
- Я знаю что оттуда, откуда все мы. Я о другом. Из какой, из чьей ты жизни? Что делать на Земле собираешься?
- Родиться.
- Ну что ты в самом деле?! Это понятно. Я тоже родиться собираюсь. А дальше?
- Просто родиться… Моя будущая мама мне очень нравится… Мне бы тоже хотелось понравиться ей…
- И это понятно! Я все равно о другом! Ты после рождения чем собираешься заниматься? Кем хочешь стать? Где жить?
- Говорю же, хочу родиться и понравиться своей маме, чтобы она успела меня полюбить, как никого до этого не любила.
- А дальше?
- Как только мама полюбит меня, я вернусь сюда.
- Но почему? Разве тебе не захочется быть рядом с ней?
- Конечно, захочется. Но… так надо.
- А вдруг ты ей не понравишься, ну родишься не ко времени, а то окажется, что она ждала не мальчика, а девочку, или наоборот, что тогда?
- Тогда я останусь с ней до той поры, пока она все же меня полюбит. Я очень постараюсь.
- И что?
- Там увидишь…
- Увижу? Где – там? Как я тебя найду?
- Мы снова увидимся. Здесь… Когда-нибудь.
- Почему ты не хочешь встретиться со мной на Земле?
- Потому что на Земле мы не узнаем друг друга.
- А может все произойти как-то по-другому?
- Может. Вариантов всегда несколько.
- Почему? Кто и как решает, какой из вариантов выбрать?
- Решает и выбирает каждый - мыслью, словом, поступком.
- Откуда ты все это знаешь?
- Я старше тебя на тысячу рождений.
- И тебе не скучно в тысячный раз рождаться?
- Каждый раз все интересней, все труднее.
- Интересней или трудней?
- И интереснее, и труднее.
- Ты непонятно объясняешь!
- Я не объясняю. Знание приходит ко всем. Постепенно. Ты поймешь.
- А знаешь…
- Тсс!.. Ты разбудишь мою будущую маму!.. Тихо!.. Давай помолчим,… Смотри, она улыбнулась во сне... Ей снится что-то хорошее…

***
Солнечный зайчик уютно дремал в мягких складках подушки, шелковистые отблески светлых волос спящей девочки манили его к себе. Теплая нега и покой разливались по постели. Зайчик потянулся к малышке своей невесомой светящейся сутью и, не удержавшись, ярко засиял от восторга на подрагивающих кончиках ее ресниц.
Приближающиеся, легкие, едва слышные, осторожные шаги остановились у кроватки, замерли, и в следующее мгновение сияющий зайчик утонул в мягких губах нежного поцелуя. Переливаясь из ресничек спящей девочки в теплое дыхание ее мамы, зайчик порадовался тому, что удачно родился сегодняшним утром с первым солнечным лучом, и верно выбрал окошко именно этой комнаты, в которой сейчас спит маленькая девочка. Решив, что не уйдет отсюда даже после захода солнца, он улучил момент и вместе с солнечным лучом заискрился в ясной радужной оболочке больших глаз молодой женщины, сверкая, озаряя счастливым светом все, на что она смотрела.

Начинался первый день, день, когда встретились новорожденная девочка, молодая женщина и сияющий солнечный свет - две души и светлый дух, их охраняющий.


© Лариса Колько

[Neznakomka]

Я люблю тебя. Сколько себя помню, мы рядом. В детстве я не понимала тебя, со временем узнала ближе. Ты даешь мне возможность быть собой, без игры, притворства, учета ролей. Терпеливо слушаешь звучащие во мне мысли, помогаешь исправить совершенные ошибки, ловишь витающие в пространстве рифмы, слова для моих стихов и рассказов. Порой, из ничего ты рождаешь и даришь надежду даже, когда я сама и другие потеряли ее или намеренно не позволяют ей приблизиться, ведь надежда – повод начать все сначала или хотя бы не бросать начатое. Иногда, нестерпимо хочется забыть все и уйти навсегда, но… думаю, ты не оставишь меня и там, в неизвестном далеке.

Я чувствую тебя ночами и по утрам, просыпаясь. Взгляд ловит твое отражение в оконном стекле, зеркале. Ты бродишь со мной по берегу моря, собираешь в ладони капли дождя, задумчиво всматриваешься в прохожих, сидя у окна за столиком неприметного кафе.

Нам всегда есть, о чем поговорить, помолчать.
Давай, согреем чаю, зажжем свечу, включим тихую музыку – наши любимые мелодии. Посидим, пополуночничаем.

Спасибо за то, что ты есть. Я люблю тебя, мое одиночество...


© Лариса Колько

[MAPT]

Спасибо! очень хоршие миниатюры, если не секрет где вы их берёте?

[Neznakomka]

Спасибо! очень хоршие миниатюры, если не секрет где вы их берёте?

Черпаю в инете, в разных литературных порталах, но в основном в "Проза.ру".

[Neznakomka]

Позвольте представиться. Позвольте представиться. Позвольте представиться…

Человек сидит в комнате. Комната с ковром на стене. Книги на полках стоят как попало. Одежда валяется на полу: две футболки (зеленая и темно-зеленая), рядом скрестили штанины джинсы, свитер, трое носков (пара и один лишний), домашнего вида шорты коричневого цвета. Человек сидит за письменным столом. На столе компьютер. Человек набирает текст и грызет спичку. Хочет курить.

Я кот, который видел королеву. Я бесцельный выстрел. Не пуля, а ее молниеносная тень, невесомая, болезненная, стремительная, как опасная бритва. Она выскальзывает и разрезает легкомысленную плоть пальцев, заигравшихся с ней. Это я отчаянно лечу из пустоты в никуда. Или нет, спасибо, Эйнштейну, это пространство и время проносятся мимо меня. А я застрял в своих нигде и незачем. Века или секунды, тонны или взмах крыльев бабочки, километры и прикосновения… Какая разница, если ты можешь ощутить только их последствия? Это путешествие со многими ненужными вещами

Время в его комнате. Безумное, стремительное, беспощадное. С ним творится нечто странное. Словно кто-то сорвал с крана резьбу. Одно нажатие - это день. Бормотание – минута. Тени скользят по лицу человека.

Зануда – это тот, кто боится, что посредственности не поймут его мысль. Я слишком часто стал полагаться на беспроигрышные варианты. Иногда я чувствую себя как дырка в букве «О». Умение писать – это умение вычеркивать. Чехов, нет Хэмингуэй… Я только отсекаю лишние куски мрамора.

Человек гладит ладонью свой подбородок. Закрывает глаза. Он замер, и только палец барабанит по всем известной клавише как Джон Бонэм. И бесцеремонный детина - время вторит ему пудовыми кулаками в фанерную дверь маленькой комнаты. Человек открывает глаза. И видит перед собой лишь серые пятна в белизне экрана. Он кашляет и нервничает, его пальцы прыгают по клавишам словно убегают от чего-то. И мысль скачет вместе с ними.

Человек хмурится, убирает волосы со лба. Выделяет курсором два последних предложения. И черное на экране меняется с белым местами. Человек жмет на клавишу DELETE. Перед глазами остается только белизна.

Как же хочется выпасть из жизни на пару дней. Не по болезни, скорее от усталости. А может и просто так. Как в безлюдные часы поздним вечером пытаешься догнать маршрутку. Вот ты, напрочь забыв о всякой солидности, перебегаешь дорогу. И кажется, ты уже внутри. Но посреди дороги ты останавливаешься. Ты не веришь. Водитель смотрит на тебя с презрением. А метановый дилижанс уезжает со всеми пассажирами, но без тебя. Впрочем, ты и не слишком расстроен. Садишься на скамейку, переводишь дух, закуриваешь, ждешь следующую. Вот так и из жизни можно отстать-недогнать-пропустить. Пропасть на время из хоровода дней. Ни с кем не говорить, не встречаться, не пить, не курить, и вообще забыть обо всех. В такие дни тебе не звонят, не пишут sms, не передают приветы по радио. А ты усердно занимаешься всякими глупостями. Пытаясь убедить себя, что это именно то, что тебе было нужно.

Человек морщится. Он ищет бумажную фею, но ему попадаются только бумажные тигры, да мотыльки из сигаретной фольги. Человек идет курить. И его маленькая пустая комната оживает. Потертые джинсы наполняются невидимой плотью и ловко вычерчивают на ковре вальсовый квадрат. Шорты, шурша нейлоном, взлетают на люстру. Человек возвращается.

Посреди дня стало пасмурно. Аккурат в обеденный перерыв тучи вдруг заволокли небо, словно кто-то объявил антракт в небесном спектакле. А пешеходы плывут сквозь сырость и серость осеннего осеннего дня. И я смотрю на них как Нерон в майке с надписью «Невозможность». Этим утром я сказал себе: «Стоп». А дальше…


Он пишет, касаясь клавиш средним пальцем. Не потому что палец поранен, уколот или оцарапан. Нет в его словах нет боли, просто он так хочет.

А дальше не будет горестных утр, прерванных всхлипами будильника в полумраке. Не будет обеденных перерывов. Не будет точек, запятых и деепричастий. Денег и конвертов не будет. Сегодня утром, я понял, что вот-вот появится, возникнет как призрак почтальона на пороге нечто новое. Безобразное и загадочное. Мне словно подарили билет, котором написано «Куда бы ты ни захотел».


Кажется, ему открылась истина. Человек нажимает DELETE часто и бессмысленно, как лабораторная мышь на амфетаминах. Словно это спусковой крючок. Постепенно клацанье заполняет всю комнату от пола до потолка. Становится тесно. Человек исчезает.
Клац-клац-клац.


© Дмитрий Вишняков

[Neznakomka]

Это было где-то так далеко…когда-то так…кажется недавно… Или, всё же, это было давно?

Читаю сквозь закрытые глаза строки памяти, а в ушах негромкий вкрадчивый голос звучит.. такой тёплый, родной, что хочется заплакать и прижаться губами к руке. Попросить у Неё прощения за всё. За то, что было и не было. Без колебаний разорвать этот мир, вырываясь за пределы времени для того, чтобы это никогда не прекращалось. И эти прекрасные глаза, с нежностью и лёгкой грустью глядящие на меня... И всполохи огня в камине, неторопливо поедающие сухие дрова...

Она не ждала тогда нужных слов, не ждала обещаний. Она просто ласково поглаживала мои волнистые волосы. И соглашалась со всей той чепухой, что я тогда нёс. Не просила ничего.

А я всё равно обещал. Обещал, что вернусь, что обязательно вернусь в назначенный срок. Обещал, что всё будет по новому, всё гораздо глубже, чище, светлее, иначе.

А потом… минуты, дни, века, тысячелетия… А "потом" просто нет.

Потом я сижу и вглядываюсь в тонкий листок, играющий бликами на свету. Эта старая фотокарточка, потерявшая свой цвет, но он ей не нужен, там его и так много. Там море. Оно такое бушующее и рокочуще восторженное. Волны несутся на тонкую полоску берега и взрывают песчаную гладь, уносясь с позором прочь.

Она уверенно стоит в бесконечной пенистой волне, и улыбается объективу. Ветер швыряет волосы ей в лицо, а она лишь смеётся раскинув руки-крылья. Вся такая прозрачная и хрупкая, такая неудержимо блистательная, как серебряная струна, пронзительной мелодией застывшая в сердце.

И я вновь лечу навстречу к ней. Туда, где волнуется море, туда где чайки неистово разрывают сердце, предвещая расставанье… Как сейчас вижу… Румяный персик сочится в её руке, растекаясь янтарными ручейками по её губам, щекам, шее…

Мой взгляд замедляется. Фотография выпадает из руки. Но она уже не нужна. Я уже бегу к точёной фигурке в лёгком сарафане, лечу, на ветру роняя фуражку… И она, улыбаясь, машет мне рукой, раскрывая передо мной поток чистого света. Это её душа, я это точно знаю.

© Дмитрий Пешкофф