Стихи из инета...

[ПАНАЦЕЯ]

Тусклый и неровный свет от камина разливался по комнате с такой же нежностью, как ее пленительный смех, пронзающий самые далекие уголки его души. Она постоянно что-то говорила. Она так любила говорить. А он её слушать. Движения её губ, ни разу не тронутых его поцелуем, были так естественно наивны и нежны. В тот момент в этой теплой комнате с ним была частица божественной улыбки творца. Столь сильное и хрупкое создание. Белая кожа её плеч чуть скрытая под пледом; ранимый изгиб её талии; стройность и кротость её ног; магия её шеи, устремляющая взор в глубину её груди…она сводила его с ума. Он был бессилен пред тайной этих изумрудных глаз, в которых смешивалась детскость и природная мудрость. Ему казалось, что здесь, в этом семнадцати или восемнадцатилетнем теле, были скрыты все женщины мира, прожившие свою жизнь до неё. Она пугала своей естественностью. Все её жесты и слова были пропитаны насквозь непринужденностью. Она уже ничего не искала, кроме этого тепла камина и открытости его сердца. Он потерялся в ней, как раньше терялись в нем.


Они долго сидели у этого камина, слушая голоса друг друга. Не заметив, что рассказали друг другу все, что они знают. А что они не могли произнести, читалось в их взглядах. Два закрытых друг для друга сердца стали одним , большим и страстным. Они понимали, что не смогут друг без друга. Что этот камин, чарующе догоравший у стены, соединил их на вечность. Что у них больше нет их жизней, а есть одна общая. И они не противились этому. Они любили. Любили друг друга, не зная имен, не зная завтра и не вспоминая прошлое. Они постигли самую вершину айсберга любви. Безмолвного взгляда единения двух сердец. Одно прикосновение к которому соединит их навечно…

[ПАНАЦЕЯ]

Красивый дом. В нем почти не было окон и тугой свет проникал лишь через три небольших витража темно-синего цвета. В самой большой комнате этого дома не было мебели. Она целиком принадлежала пустоте, по которой они так любили гулять. В центре комнаты на полу были выложены их имена. Они часто стояли так, напротив своих имен и держались за руки среди полнейшей тишины. Они никогда не говорили друг с другом. Слова им были не нужны. Каждый взмах их ресниц был слышен их влюбленными сердцами.

Порой закутываясь в поиски своих последних минут счастья, они спокойно плакали. Зная, что даже в темных коридорах страхов и страданий они смогут быть вместе. Лишая друг друга сомнений в невозможности дыхания их сердец без лучей любви, они продолжали тихо плыть по рекам их жизней.

[ПАНАЦЕЯ]

Он по-прежнему курил, убивая сигарету за сигаретой, пытаясь этим истощить родник своей тоски по ней. Река его сознания наконец то зашедшая, благодаря ей, в берега спокойствия ровно растекалась клубами сигаретного дыма по его комнате. Его больше не душили тени прошлого, они перевоплотились в ценимую им историю - значимую, но не пугающую. Она смогла заставить его мир дышать легкостью, не убив серьезность его размышлений. Позволила окутать его столь нужной ему грустью, наполнив её красивой печалью уединения. Та естественность, с которой она являлась ему, была способна разбудить в нем все голоса его сознания. Он дышал ей. Иногда нервно глотая её воздух и восторгаясь его чудесным ароматом. Иногда ровно наслаждался её теплотой и пленительной нежностью. Она не была его героиней. Впервые в его жизни перед ним была та, которая могла сравниться с ним. Он стонал от счастья в моменты полного понимания друг друга. Он был самим собой, без масок его театра, и его понимали. Они даже мыслили порой одинаково. И тоска, хранимая им каждую минуту, уступала место счастливой улыбке, с двумя впадинками на его щеках, которые были замечены только ей, и которые теперь были обращены только для неё…

[ПАНАЦЕЯ]

Счастливая и грустная. Он часто мерил свое чувство к ней. Часто думал, что с ним происходит. Он привык видеть причины. Но их не было, как и не было границ тому, что кипело в его сердце. Это проникло в каждый уголок его души и постоянно кололо своими ударами то грусти, то счастья…

Всегда разная и непонятная. Он открывал её для себя каждый раз все с большим трепетом. Раньше в его жизни были герои и героини из книг, теперь к нему пришла сама книга. Древняя, как сотворение мира. Губительная, как тысячи войн, которые она породила. Бессмертная, как вера в её существование. Он влюбился в неё. «Влюбленный Дьявол», зачитанный им до дыр. Она знала его, ждала. Готовила момент, чтобы подарить ему её.

[ПАНАЦЕЯ]

Они стояли друг напротив друга. Два человека в большом мире. Два мира в одной жизни. Две жизни слившиеся в одну. Слишком сильные, чтобы просто жить и слишком слабые, чтобы просто умереть. Они были всем друг для друга…

Он ушел.
Сигаретный дым, трэк Everlast - What it''s like и запах её волос. Тепло. Странное тепло в его сердце. Он любил её отовсюду.

Должна была быть боль, но даже она устала существовать в ней. Сон, в котором был он. Утро, которое отняло его. Последний взгляд его глаз и вкус губ.

Они разошлись, чтобы увидеть взгляд страха. Страха быть вне друг друга. Страха понимать, что теперь они две разные жизни в одной общей.


Невозможность…

[ПАНАЦЕЯ]

Он искал её повсюду. В лицах других, в голосе песен, в звуках города, но находил лишь в своем израненном сердце, которое стонало от свежей раны, которой она одарила его. Он знал, зачем он пришел к ней. За той болью, которую она подарила ему.

[ПАНАЦЕЯ]

…страшно выйти на свет. Ей всегда он казался не белым и чистым, а ослепительно яркой темнотой, прячущейся за белизной. Запираясь в старых шкафах пройденных дней, она искала нити надежды, что это лишь мгновений, которое сможет уйти.

[ПАНАЦЕЯ]

Большое черное пятно, кровоточащее ярко-красным среди тусклой серости…

Она стала курить, так было легче. Курить, слушая странную музыку, разрывающую сердце воспоминаниями. Прячась от призрака свалившего её веру, настигшего её мир изменив в нем определенно все. Бежав против течения его реки, в которой она уплыла слишком далеко. Стряхивая с себя остатки багровой плесени его слов…

Она любила рисовать солнце и ангелов, покрывая их крылья золотыми блестками. Это он придумал покрыть золотом чудесные крылья маленьких ангелов. Они часто закрывались от всех и рисовали вдвоем красивые картины. Раньше она боялась ему рассказать о своих рисунках, лишь восхищаясь его темными картинами. Но он сам помог ей. Первые мазки были так же как и сейчас в слезах. Он всегда учил, что рисовать красивые образы очень легко- нужно просто воткнуть ледяной кинжал себе в душу.

Она закончила писать картину рожденную им. Три цвета растекались по полотну, безжизненно отражаясь в её душе. Наверное, это последнее, что она делит с ним. Ей бы очень хотелось в это верить…

[ПАНАЦЕЯ]

Забытый в плаче проливной дождь, пронзающий все тело холодной сыростью, бросал в неровную дрожь. Было жутко холодно. Холодно в душе…сердце. Исчезал её призрак. Тот призрак, который наполнял смыслом, согревал своим неутолимым совершенством. Минуя все законы и преграды жизни, она завладела им. Бесценный дар вечной любви был подарен без единого сомнения. Теперь его больше нет…

Шли минуты жизни, и многое забывалось и становилось другим. Неизменна была лишь жизнь наедине с ней. В страсти любви и в холодном одиночестве. Научиться её забыть – новый смысл казалось легкой жизни без неё. Страшно было не быть с ней, когда её нет; страшно видеть её в себе, зная, что никогда больше не будет. Любовь ценою в жизнь…

Всегда кажется, что все уходит и лечится временем. Она победила и его. Оно только растило её тень внутри. Выжигая все новые узоры на сгоревшем ложе любви. Это была чаша с вином, глоток которого навсегда оставался в тебе. Лишь надежда на светлый путь, обещанный ей, вел вдоль горизонта жизни. Путь, который лежал по его миру…


Театр его мира…

[ПАНАЦЕЯ]

Такое стройное сочетание близости и неизвестности. Она была рождена где-то далеко от нас. В двух серебряных каплях её искренне черных глаз горела вечность, наполненная смыслом. Столько ранимое и хрупкое создание. Как огромный океан она была величественна и хранила в себе тысячи осколков чувств. Все в себе. Всегда одинокая, среди всех. Всегда самая заметная, среди всех. Страшное сочетание.

Хотелось ли ему украсть это одиночество? Нет, он слишком хорошо знал ему цену. Слишком понимал эти моменты, когда ты живешь собой. Не маской и куклой других, а истинно собой. Он просто брел за ней по лабиринту безмолвных улиц, восхищаясь непринужденностью её движений. Он видел её взгляды на засыпающую аллею, усыпанную бархатом листвы, на оживающее ночное небо, открывающее тихим блеск звезд. И все то же чувство радости, что ты одинок. Боль она потом, когда придет кто-то, чтобы украсть одиночество. И сделает это как всегда неумело. Не поймет, не почувствует её запах, не услышит, как бьется сердце только для него, не увидит в её глазах любовь, которая сжигает её изнутри. А просто уйдет, оставив её вновь одинокой.

Как же близко он был с ней, ближе, чем мог бы об этом подумать. Ближе, чем, наверное, этого хотелось бы. Она даже повернулась и улыбнулась ему. И ему показалось, она поняла…

Два одиноких друг для друга в бездонности своих чувств. Два несмолкаемых голоса внутри рвущихся наружу и неслышимых другими. Два человека, которые ждут…и верят…